Ельцин Центр

Дайджесты и комментарии
  • 1991
  • 1992
  • 1993

    Язов скомандовал путчу «Стой!!!»

     
    День за днем. События и публикации 21 августа 1991 года
    комментирует обозреватель Олег Мороз*
     
    Трагедия на Садовом кольце
     
    Вскоре полуночи раздались выстрелы на Садовом кольце в районе тоннеля неподалеку от американского посольства. Через тоннель по направлению к Смоленской площади проходили БМП Таманской дивизии, поддерживавшие объявленный в Москве режим комендантского часа. Выдвинувшиеся сюда защитники Белого дома попытались остановить колонну. Подробно и, по-моему, наиболее достоверно этот трагический эпизод описан в книге Степанкова и Лисова «Кремлевский заговор» (хотя существует и множество других описаний):
    «Град камней, баррикада, сооруженная из троллейбусов, их [БПМ – О.М.] не остановили. Головная машина с разгону врезалась в них в надежде пробить себе дорогу.
    Еще до этого на пути железных машин встал, раскинув руки, военный корреспондент капитан 1-го ранга Михаил Гловко. Броневик толчком сбил его с ног.
    
    Это послужило сигналом к атаке.
    
    
    23-летний «афганец» Дмитрий Комарь запрыгнул на БМП 536, стараясь набросить на смотровую щель брезент, чтобы «ослепить» экипаж [возможно, этот прием Дмитрий позаимствовал у душманов в Афгане: таким образом «духи» действовали против нашей бронетехники – О.М.]
    
    Наводчик стал вращать башню, надеясь сбросить с брони нападавшего. Но удалось сделать это механику-водителю. В результате резкого маневра Комарь оказался на асфальте.
    
    Однако от удара броневика о колонну распахнулся десантный люк.
    
    Комарь догнал БМП и запрыгнул в люк.
    
    Механик под грохот предупредительных выстрелов так дернул машину, что Комаря выбросило из нее. При этом краем одежды он зацепился за крышку распахнутого люка. Броневик сдал назад, волоча за собой по асфальту беспомощное тело.
    
    На помощь Комарю бросился 37-летний Владимир Усов. Но пуля предупредительного выстрела, срикошетив, сразила Усова». 
    Третьим погибшим в этом неравном бою был Илья Кричевский.
    По факту гибели этих отчаянных ребят потом проводилось следствие. Велось оно спустя рукава. Виновных, естественно, не нашли. Вот образец одного из следственных документов – заключения по итогам расследования обстоятельств гибели Ильи Кричевского (из постановления прокуратуры Москвы):
    «…Во время посадки в БМП 521 члены экипажа горевшей машины [одну из БМП подожгли – О.М.] Баймуратов и Нурбаев продолжали делать предупредительные выстрелы в воздух. В этот момент находившийся здесь Кричевский, бросив в них камень, сделал шаг в сторону БМП, но был убит выстрелом в голову. Кем конкретно из стрелявших причинено смертельное ранение не установлено, пуля в трупе отсутствовала [ранение было сквозным – О.М.]…» 
    Если тех, кто убил Комаря, еще можно как-то оправдать (и оправдали): в конце концов они защищались, и убийство Комаря было неумышленным, – то расстрелявшим Усова и Кричевского оправдания нет. Не думаю, что Усов погиб от отрикошетившей пули. От чего она отрикошетила? От луны? Предупредительные выстрелы делались в воздух…
     
    Кричевский же вообще был убит, по-видимому, прицельным выстрелом. Но… не нашли пулю. Вот незадача!
     
    А вообще настоящие виновники гибели троих молодых людей, мужественно вставших на защиту Свободы, всем известны – это гэкачеписты. Их, как мы знаем, попытались было посадить на скамью подсудимых, но российский Верховный Совет, состоявший в большинстве своем из их единомышленников, явных и скрытых, их амнистировал.
     
    Думаю, гибель Комаря, Усова и Кричевского сыграла свою роль в исходе путча. Это была первая реальная кровь, в отличие от той предполагаемой крови, которая могла бы пролиться при штурме Белого дома и о которой все больше стали задумываться те, кто собирался его штурмовать.
     
    «Дима, с кем ты связался!»
     
    К министру обороны Язову стекалась информация, которая все больше заставляла его задумываться, что делать дальше – посылать ли, как намечено, солдат и офицеров на штурм Белого дома или…
     
    Еще в самом начале путча его атаковала его собственная жена. Услышав о путче по телевизору, она примчалась к нему на служебной «Волге», влетела в его служебный кабинет с загипсованной ногой (получила травмы в автоаварии; дома передвигалась на коляске) и принялась его умолять, чтобы он остановил «весь этот кошмар», эту «гражданскую войну».
     
    – Дима, – всхлипывая, увещевала она мужа, – с кем ты связался! Ты же над ними всегда смеялся. Позвони Горбачеву…
     
    «Дима», естественно, отвечал, что с Горбачевым связи нет. Дескать, если бы связь была, он, конечно, позвонил бы президенту, поинтересовался его здоровьем.

    Днем 20-го у Язова побывал маршал Шапошников, главнокомандующий ВВС. Сказал:

    – Надо выходить из создавшейся ситуации.
    – Как выходить?
    – Достойно. Надо убрать войска из Москвы.
    – А ГКЧП?
    – Объявить незаконным и разогнать.
     
    И вот приближается час штурма. Министру сообщают, что число защитников Белого дома увеличивается. Состоялось первое столкновение. Есть убитые.
     
    Где-то около часа ночи Язов принимает решение.
     
    – Иди в кабинет! Дай команду «Стой!» – бросает он своему заму Ачалову.
     
    Не думаю, что распоряжение шефа доставило агрессивному генералу, ненавистнику демократии, реформ большое удовольствие. Но – приказ есть приказ. В дальнейшем он будет уверять следователей, что он, в числе других, склонял министра к прекращению путча и выводу войск из столицы.
     
    Ачалов позвонил Грачеву и Громову, сообщил, что Язов приказал войскам стоять. Формально Громов не подчинялся Язову, он подчинялся Пуго, был его заместителем, но с этого момента, понимая, что главное слово сказано, сказано Язовым, он начал действовать самостоятельно, как бы подчиняясь приказу маршала «Стой!»
     
    Язова пытаются уломать
     
    Около двух часов ночи (до штурма оставалось всего ничего) Язову позвонил Крючков, принялся его уговаривать отменить свой приказ, пригласил в Кремль на совещание ГКЧП.
     
    Язов сказал, что ничего отменять не будет и в Кремль не поедет. Отправил вместо себя того же Ачалова:
     
    – Поезжайте к Крючкову на совещание. Я больше с ним разговаривать не буду!
    Штурм не состоялся.
     
    Тем не менее ГКЧП не собирался складывать руки. Если гора не идет к Магомету… Утром гэкачеписты сами явились к Язову. Но Язов к этому времени уже заручился поддержкой коллегии министерства, которая с его подачи приняла решение о выводе войск из столицы.
     
    Еще бы она не приняла его, если так решил сам министр. В Стране Советов редко бывало, чтобы коллегия министерства восставала против министра. Собственно, сам Язов еще до заседания коллегии без обиняков заявил Крючкову, который опять ему позвонил, о ее, коллегии, предстоящей «воле»:
     
    – Я выхожу из игры. Сейчас собирается коллегия, которая примет решение о выводе войск из Москвы.

    Итак, гэкачеписты явились к Язову. Тот сообщил им о том, что решила коллегия Министерства обороны. Из протокола допроса Язова (Степанков и Лисов, «Кремлевский заговор»):
    – …Бакланов возмутился, зачем, дескать, в таком случае надо было начинать? «Что ж, мы начали, чтобы стрелять?» – спросил я и сказал: «Умели напакостить, надо уметь и отвечать…»… Все реагировали очень бурно… Уговаривали меня продолжать действовать… Крючков призывал [к этому], говорил, что не все потеряно, что нужно вести какую-то «вязкую борьбу». Тизяков, несколько нервничая, высказал в мой адрес целую тираду: «Я… воевал, прошел фронт. У меня нет никого. Только приемный сын. Он один проживет. Я готов на плаху. Но то, что Вы, Дмитрий Тимофеевич, сделали – это подлость…» Прокофьев [первый секретарь МГК КПСС, и он здесь оказался – О.М.] начал: «Я провел совещание, обнадежил людей, а Вы предаете…» Спрашиваю: «Ну, хорошо, скажи, что делать? Стрелять?»… Прокофьев все петушился: «Дайте мне пистолет, я лучше застрелюсь…». 
    Пистолет ему не выдали.
     
     
    Язов предложил лететь к Горбачеву. Потребовал от Крючкова, чтобы президенту включили связь. Председатель КГБ, позабыв о своей идее «вязкой борьбы», тут же пристроился к маршалу: «Я тоже полечу».
     
    Итак, путч прекратил маршал Язов. На месте Горбачева я присвоил бы ему звание Героя Советского Союза, а на месте Ельцина – Героя России…
     
    Шутка, конечно. Трудно сказать, искупил ли он свою вину своим неожиданным решением. На каких весах взвесить? Все-таки много чего наворотил вместе с другими «чекачепистами».
     
    Что побудило его дать задний ход? Уговоры ли Шапошникова и других коллег-военных? Увещевания ли жены? А что, шерше ля фам, как говорят у нас в деревне.
     
    Думаю все же, более всего убедила его стотысячная толпа его соотечественников, собиравшихся голыми руками защищать Белый дом. Ну, не захотел старый вояка стрелять в свой народ. Что тут непонятного?
     
    Ельцин отказывается ехать в американское посольство
     
    Приближался час штурма. Напряжение возрастало. Охрана Ельцина решила эвакуировать президента в американское посольство (американцы готовы были его принять). Сам он в последнюю ночь спал урывками и в этот момент дремал. Ельцин, «Записки президента»:
      «Когда… началась стрельба [надо полагать, это стреляли на Садовом кольце – О.М.], меня растолкали помощники. Повели вниз, прямо в гараже надели бронежилет, усадили на заднее сиденье машины, сказали: «Поехали!»
      Когда двигатель «ЗИЛа» заработал, я окончательно проснулся и спросил: «Куда?» Первая, ещё полусонная моя реакция – все, начался штурм…
      Узнав, куда мы собираемся ехать, я категорически отказался покидать Белый дом. С точки зрения безопасности этот вариант, конечно, был стопроцентно правильным. А с точки зрения политики – стопроцентно провальным. И, слава Богу, я это сразу сообразил. Реакция людей, если бы они узнали, что я прячусь в американском посольстве, была бы однозначна. Это фактически эмиграция в миниатюре. Значит, сам перебрался в безопасное место, а нас всех поставил под пули…
       Все источники информации говорили о том, что ГКЧП к исходу второго дня принял решение идти на штурм Белого дома. В Москву начали перебрасывать новые военные силы.
      Поэтому было решено спускаться в бункер…».
    
    
    Белый дом возвращается к нормальной жизни
     
    В Белом доме напряженно ожидали штурма. Ельцин, «Записки президента»:
      «Самый тяжёлый момент наступил примерно в три утра. Снова началась стрельба. Было ясно, что попытка выйти сейчас незаметно из бункера едва ли возможна, а там, наверху, быть может, уже гибнут люди…
      Больше не было сил сидеть. И я решил подняться наверх.
      Постепенно в Белом доме на нашем этаже все пришло в движение, в комнатах зажёгся свет, начались звонки.
      Мне доложили, что есть убитые, три человека». 
    Трое погибших молодых ребят – такова была цена безумного заговора.
     
    Могло быть, конечно, значительно больше…
     
    Три утра (или ночи) были для защитников Белого дома «самым тяжелым моментом» психологически, поскольку там знали: именно на три утра (ночи) мятежники назначили штурм.
     
    На самом деле обстановка, наверное, могла бы разрядиться часа на два раньше – когда Язов дал войскам команду «Стой!» Правда, как мы видели, после этого еще были попытки гэкачепистов уговорить его отменить свой приказ. Кто знает, что было бы, окажись эти попытки успешными…
     
    То, что я видел своими глазами
     
    Снова всю ночь слушал радио, перезванивался с сыном Кириллом (тот, как и прошлую ночь, был на работе в информагентстве). Мне на работу идти было не надо: на выпуск «Литгазеты», как и ряда других изданий, хунта наложила запрет. Так что использовал свои журналистские способности как репортер. После митинга возле Белого дома передал Кириллу для его агентства ИМА-пресс такие сообщения:
     
    «Радио России» работает на коротких волнах с позывными «Радио-3 Анна».
     
    «Вчера за три часа умельцы собрали в Белом доме передатчик. Он работает как радио Верховного Совета РСФСР на частоте 1500 мегагерц».
     
    «На митинге возле Белого дома выступил Геннадий Хазанов, который голосом Горбачева сказал: «Со здоровьем у меня все в порядке, а чистую политику нельзя делать… трясущимися руками» (намек на состоявшуюся накануне пресс-конференцию гэкачепистов: у Янаева, который ее вел – это хорошо было видно по телевизору, − тряслись руки).
     
    «Арестованы были депутаты Гдлян и Комчатов. Приходили за депутатом Ивановым [тем самым - О.М.], но не застали его дома».
     
    «Выступая на митинге, Эдуард Шеварднадзе допустил, что Горбачев мог быть участником заговора ГКЧП».
    (В скобках скажу, то было, кажется, первое публичное оглашение этой версии – во всяком случае прозвучавшее из уст столь авторитетного человека – версии, которая в дальнейшем будет повторяться так и этак многими людьми. Хотя, по здравому размышлению, не поддаваясь сиюминутным настроениям, всякий серьезный человек в конце концов приходил к пониманию, что это не более чем миф).
     
    Еще сообщения, которые я передал в тот день в агентство ИМА-пресс:
     
    «Один из народных депутатов (имени его я не расслышал) пытался прорваться на дачу Горбачева в Форосе вместе с его лечащим врачом и еще несколькими спутниками. Однако им это не удалось. Лечащий врач сказал, что перед 19 августа Горбачев чувствовал себя нормально».
     
    «Ельцин обратился за благословением к патриарху, однако ответа от Его Святейшества пока не получил».
     
    «Священник церкви в Измайлове, выступивший на митинге (имени я опять не расслышал), сказал, что он предложил охране Белого дома исповедаться и причаститься. Сотрудники охраны согласились».
     
    «На случай победы ГКЧП создано резервное правительство России во главе с Лобовым, которое вылетело в Свердловск».
     
    «Депутат Оболенский сообщил, что путчисты меняют воинские части, введенные в Москву: выводят ненадежные» (свидетелем одной из таких «рокировок» я, видимо, и стал в этот день с утра).
     
    Помимо меня, у Кирилла еще какие-то информаторы возле Белого дома, которые остались там на ночь. Теперь уж он мне кое-что сообщает по телефону. Самое тревожное время - от полуночи примерно до половины третьего. По словам Кирилла, около полуночи в Белом доме вырубили свет. После оказалось, что свет на некоторых этажах был выключен по приказу генерала Кобца, только что назначенного министром обороны РСФСР (он возглавляет оборону Белого дома), - чтобы труднее было ориентироваться тем, кто ворвется в здание при штурме.
     
    Апогей напряжения - в 2-15 (или в 2-05). В репортажах «Свободы» появились панические нотки: со стороны Киевского вокзала стреляют трассирующими очередями; со всех сторон к Белому дому подтягиваются войска для штурма (на самом деле, как потом выяснилось, этого не было); по внутреннему радио Руцкой попросил народ отойти от здания на пятьдесят метров и не оказывать сопротивления войскам, если они пойдут на штурм; в Белом доме признают, что в случае штурма сопротивление будет недолгим…
    Однако эта высшая фаза напряжения длилась всего минут пятнадцать. Уже в 2-30 та же «Свобода» сообщила, что войска отходят от Белого дома (на самом деле никто не отходил, поскольку никто не подходил) и вообще будто бы дан приказ вывести их из Москвы. Все это было неожиданно и необычайно радостно.
     
    Лукьянов признает несоответствие…
     
    читать номер
    21 августа в экстренном выпуске ленинградского «Часа пик» появилось сообщение, что «полномочная делегация Президента РСФСР» ­­− вице-президент Руцкой, премьер-министр Силаев, исполняющий обязанности председателя российского парламента Хасбулатов − провела в Кремле переговоры с председателем Верховного Совета СССР Лукьяновым. Лукьянов − один из главных гэкачепистов, пытавшийся, однако, остаться в тени (потому и в состав ГКЧП официально не вошел). Представители Ельцина потребовали в течение трех дней провести медицинское освидетельствование Горбачева, по прошествии 24-х часов организовать встречу с ним российского руководства, отвести войска в места их постоянной дислокации, отменить чрезвычайное положение, объявить о роспуске ГКЧП.
     
    Газета писала, что Лукьянов «как юрист» «признал несоответствие» многих положений, содержащихся в документах ГКЧП, и пообещал «разобраться» с этим на Президиуме Верховного Совета (вот уж действительно для этого надо было иметь юридическое образование!) Более того, Лукьянов выразил пожелание, чтобы и Горбачев присутствовал на этом разбирательстве. А вот это уже был белый флаг, знак капитуляции.
     
    Лукьянов связался с Горбачевым по телефону (уже была такая техническая возможность), после чего сообщил, что Горбачев «жив-здоров», хотя у него и есть «некоторые отклонения» в здоровье − «повышенное давление и радикулит». Как видим, способность исполнять президентские обязанности − налицо, так что и медицинское освидетельствование не требуется.
     
    Два самолета летят в Форос. Кто прилетит первым?
     
    Итак, заговорщики решили лететь к Горбачеву. Объясняться и каяться. Туда же собралась и российская делегация – Руцкой, Силаев, министр юстиции Николай Федоров. Взяли с собой также Примакова и Бакатина. Естественно – охрану: более тридцати офицеров милиции, вооруженных автоматами.
     
    Благодаря хитроумным уловкам Крючкова «Ил-62» с заговорщиками приземлился в «Бельбеке» первым, в 16-08. А «российский» «Ту-134» мало того, что опоздал с вылетом, долго метался в воздухе, будучи не в состоянии сесть: по приказу ГКЧП, взлетно-посадочная полоса аэродрома была заблокирована тяжелыми машинами. На аэродроме дежурило подразделение морской пехоты, в чью задачу входило уничтожить пассажиров «Ту», если он все-таки приземлится. По дороге на президентскую дачу была устроена засада из верных Генералову охранников и сотрудников крымского спецназа КГБ. Так что война продолжалась и на земле, и воздухе.
     
    Однако Горбачев категорически отказался разговаривать с приехавшими к нему мятежниками. Сказал, что говорить будет только с российской делегацией. Выяснив, что ее самолету не дают посадку, позвонил начальнику Генштаба Моисееву (связь уже была включена) и приказал открыть «Бельбек». Тот не посмел ослушаться. В 18-45 грузовики были убраны, воины, укрывшиеся в засадах, ретировались. В 19-16 «Ту-134» приземлился в «Бельбеке».
     
    Власть ГКЧП кончилась. Если считать с момента, когда у Горбачева была отключена связь и началась его изоляция, она продержалась чуть более трех суток.
     
    Запрещенные газеты продираются сквозь заслоны
     
    Уже 21 августа 1991 года, преодолевая гэкачепистский запрет, стали выходить закрытые мятежниками газеты. Понятно, что единственная их тема – путч.
     
    «Российская газета», в своем «чрезвычайном выпуске», хоть и запоздало, печатает обращение Ельцина, Силаева и Хасбулатова «К гражданам России!» от 19 августа.

    Помещает указы Ельцина, приказы только что назначенного министра обороны РСФСР Кобеца – не допускать выполнения любых решений и распоряжений ГКЧП, отменить введение комендантского часа в Москве.
     
    Газета вышла в сокращенном объеме, отпечатана где-то в Волгограде каким-то кустарным способом (кажется, опять-таки в виде листовок). Редакция просит читателей извинить за то, что не может сообщить, когда выйдет следующий номер.
    Во втором спецвыпуске, вышедшем позже в этот же день, уже сообщается о гибели троих ребят на Садовом кольце, дается другая новая информация о путче и сопротивлении ему. На этот раз читателей уведомляют, что следующий номер выйдет 23-го уже «в типогравском» исполнении (видимо, «полевые условия» – корректоры не читают текст).
     
    Ленинградский «Час пик» (экстренный выпуск), рассказывает, как была предотвращена попытка распространить гэкачепистскую чуму на северную столицу.
     
    В момент, когда газеты печатались, в редакциях и типографиях еще не знали, что путч фактически завершился, ГКЧП больше нет.

    Олег Мороз

    Олег Мороз
    Писатель, журналист. Член Союза писателей Москвы. Занимается политической публицистикой и документалистикой. С 1966-го по 2002 год работал в «Литературной газете». С 2002 года на творческой работе. Автор нескольких сотен газетных и журнальных публикаций, более полутора десятков книг. Среди последних – «Так кто же развалил Союз?», «Так кто же расстрелял парламент?», «1996: как Зюганов не стал президентом», «Почему он выбрал Путина?», «Ельцин. Лебедь. Хасавюрт», «Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина», «Неудавшийся «нацлидер».