Ельцин Центр

 

В уездном городе N было так много парикмахерских заведений
и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города
рождаются лишь затем, чтобы побриться, постричься,
освежить голову вежеталем и сразу же умереть.

 Илья Ильф, Евгений Петров. «Двенадцать стульев». 

 

Что интересно прессе? И что волнует так называемых простых читателей, каждый из которых таковым себя не считает? Всегда ли ответы на эти вопросы совпадают? Сегодня можно уверенно сказать: нет и еще раз нет! Выбрав, навскидку, любые пять, пусть даже десять печатных и электронных СМИ, крайне сложно, практически невозможно составить по ним полноценную палитру общественных интересов, стремлений и ожиданий.
 

Трудно представить себе, чтобы все общество единодушно, да еще, «в единственно правильном русле» восприняло попытку олигарха Михаила Прохорова ввести в избирательный список «Правого дела» Евгения Ройзмана. А ведь все отечественные СМИ в последние дни так или иначе заняты только муссированием этой темы, стараясь при этом в своих комментариях сильно не гневить Кремль.
 

Я слабо верю, что для российского зрителя нет ничего интереснее кулинарных откровений того или иного «героя дня». Между тем, любой телеканал сегодня в обязательном порядке имеет одну, а то и две, а кое-где – и три подобных передачи.
 

Уверен, что так называемые «поединки», «политические баталии» и «столкновения» в рамках ставших популярными (скорее – заполонившими эфирное пространство) и обязательными ток-шоу – своей беззубостью, часто мелкотравчатостью и предсказуемостью результатов давно не вызывают никаких эмоций кроме брезгливости в отношении как участников, так и организаторов этих действ. А ведущие этих шоу сильно напоминают наперсточников и одновременно провокаторов. Когда провокация удается, на их лицах отчетливо читается удовлетворение от технично выполненной «разводки».
 

Заполонившие телеэфир и газетные полосы все эти кровавые «чрезвычайные происшествия», «криминальные колонки» и «убойные зрелища» давно уже набили оскомину и интересны разве что людям с различными девиациями. При этом теленачальники рядятся в белоснежные одежды матери Терезы, называя эти свои помойные программы благообразно-просвещенчески, типа «юридический канал».
 

Так что, если некто в будущем, лет этак через 20–30, возьмется составить мнение о российском обществе 2010-х по газетно-журнальным публикациям и телепрограммам, он, перефразируя «отцов» великого комбинатора, скажет: «В российской прессе начала 2000-х было так много гламура, кулинарии и криминала, что казалось, будто все россияне просыпались утром только для того, чтобы надеть носки от Гуччи, днем отобедать фуа-гра и консоме собственного изготовления, а ближе к ночи умереть в автоаварии или пьяной драке в модном клубе и при этом быть заснятым на мобильник какого-нибудь праздношатающегося соотечественника…»…
 

Конечно же, я утрирую: все не так плачевно. Но, в целом, реальная картина недалека от нарисованной. И главная беда сегодняшней прессы – ее ужасающее единодушие. Если ругают – то все хором и одного и того же. Если радуются – то одному и тому же. И если комментируют – то одно и то же. И даже одними и теми же голосами-«экспертами».
 

Двадцать лет назад, что ни говори, пресса была разнообразнее и «многоголоснее». Если хотите, это похвальное слово отечественной прессе двадцатилетней давности.

СССР. Россия. 18 сентября. Месяц после августовского путча. Три газеты – «Известия», «Российская газета», «Независимая» – и практически весь спектр социально-значимых тем.
 

В те дни умы и мысли граждан тогда еще «одной шестой части суши» занимали, главным образом, три вопроса: в какой стране будем жить через несколько месяцев, что будем есть завтра и чем вообще все это закончится?
 

Ну и конечно – свежи еще воспоминания августа. Хотя, что касается путча, то тут было ясно, что ничего не ясно. Не успели его организаторы занять свои места на нарах в Матросской тишине, как перед прессой выступили сначала прокуроры – члены специальной следственной бригады, а следом – и адвокаты, защищавшие товарищей Янаева, Лукьянова и Ко. Было понятно, что расследование этого политического события (но и не возьму на себя смелость, как многие, называть его «опереточным путчем»), будет так же до крайности политизированным, несмотря на все приличествующие слова об объективности, беспристрастности, верховенстве закона. А потому все участники предстоящего суда заранее старались в той или иной степени заручиться общественной поддержкой. К слову, тогда общественное мнение в подобных делах имело не меньший вес чем сегодня – административно-чиновничье.
 

Уже в 1992 году все узники будут выпущены на свободу, а в 1994-м – амнистированы Госдумой. Единственный, кто откажется принять амнистию, – заместитель министра обороны генерал Валентин Варенников. И он же будет единственным, кто предстанет перед судом и будет оправдан в связи с тем, что «выполнял приказ вышестоящего начальника». Генпрокуратура РФ опротестует решение суда, но Президиум Верховного суда России при повторном разбирательстве дела оставит оправдательный приговор в силе.

 

О «преступной составляющей» путча уже спустя месяц после... даже не знаю, как правильно сформулировать – то ли, победы над ним, то ли его подавления, то ли, саморассасывания – так или иначе, спустя месяц «Известия» опубликовали реплику обозревателя Юрия Феофанова «Слухи, версии и оскорбления». Мэтр отечественной публицистики вполне резонно задавался вопросом: о какой измене Родине (а именно это инкриминировалось членам ГКЧП) и попытке захвата власти в данном случае могла идти речь? «Какую власть собирался захватить Кабинет Министров, если и без того делал со страной что хотел? Все путчисты и так стояли у власти. Они ее превысили, злоупотребили ею в антинародных и корыстных целях – это да. Но что собирались захватить, коль скоро предмет захвата и без того имели?» – писал Феофанов.
 

Точно так же он попытался развеять некоторые слухи, циркулировавшие к тому моменту вокруг самого путча и его зачинщиков. В частности, о причастности к путчу самого Горбачева: «В моем сознании, правда, никак не связываются концы с концами. Кроме ущерба для власти и в какой-то мере престижа, Горбачев ничего не получил. Неужто получил бы большее в случае успеха мятежа? И потом: если Президент в заговоре, может ли он рассчитывать на молчание подсудимых? Не те люди – все выложат, чтобы спасти себя. Не вяжется. Не знаю, у кого как, но у меня впечатление, что уж очень велико желание уличить в криминале Президента».
 

Замечу, что ни тогда, ни годы спустя никто из участников ГКЧП и организаторов путча ни разу прямо не заявил о причастности президента СССР к событиям августа 91-го. Говорились одни общие фразы, и, как следствие, слухи так и остались всего лишь слухами.
 

Что касается трех основных вопросов, на которые тогда каждый житель страны пытался получить ответ, то тут уж газеты были на высоте. О будущем фактически распавшегося СССР пишут и уверенно-оптимистично («Демократический выбор лишает меня возможности действовать иными методами» – интервью Михаила Горбачева корреспонденту «Известий» ), и обреченно-пессимистично («Экономики всех республик пытаются соединиться в Госсовете. Не получается», «Что за поворотом? Единое экономическое пространство невозможно» – «Независимая газета»).
 

Небывалый оптимизм вызвал в те дни визит в Москву министра финансов США Николаса Брейди. С ним связывались надежды на финансовую помощь и долгожданные кредиты Советскому Союзу. Визит «человека Буша» не зря называли сенсационным. Брейди был известен своим непримиримым отношением к СССР. Выступая в марте 1990 года на слушаниях в Палате представителей на тему ассигнований, он заявил, что США не примут участия в создающемся Европейском банке реконструкции и развития, если не будут установлены ограничения на размеры кредитов для СССР: «Мы не намерены быть частью этого банка, если значительная доля ресурсов будет использована для предоставления займов СССР. Мы считаем, что эти займы должны предоставляться только демократическим плюралистическим обществам».
 

Вероятно, Вашингтон так и стоял бы на своем, если бы не путч. Как видно, именно тогда Запад ясно понял, что лучше Россия сытая, чем голодная, вне зависимости от уровня развития там демократии. Так что, на этом фоне слова представителя Госбанка СССР по случаю визита «ястреба» в Москву, которые привели «Известия», выглядят даже несколько саркастично: «Что ж, времена меняются, как меняются взгляды и направления деятельности таких опытных и крупных финансистов Запада, как Н. Брейди».
 

Ну и еще не могу не отметить одну публикацию, точнее, послание, которое приводит «Российская газета» – письмо бизнесмена Артема Тарасова Президенту Борису Ельцину.

«Уважаемый Борис Николаевич!

Направляю Вам следующее заявление.

1. Считаю своей обязанностью просить Вас о снятии с меня полномочий народного депутата РСФСР. Причиной является то, что я не смог быть в критический период среди моих друзей, защитивших демократию и свободу России. Я не имею морального права занимать место, которого более достойны люди, рисковавшие своей жизнью рядом с Вами.

2. Призываю немедленно последовать моему примеру всех тех «народных» депутатов РСФСР, которые в силу своих убеждений или обстоятельств отсиживались дома.

3. Замороженные по незаконному приказу Горбачева–Павлова 9 миллионов долларов на счету ассоциации «Исток» я передаю на нужды России. Прошу Вас в качестве преемника моего права распоряжаться этими деньгами обязать Внешэкономбанк СССР перевести их в Российский банк.

4. Считаю для себя невозможным работать в Советском Союзе, пока на посту Президента СССР находится Горбачев, который искалечил мою судьбу и судьбы сотен тысяч людей в иммиграции и которому я не верю.

5. Я делаю и буду делать все возможное для привлечения инвестиций западных бизнесменов в частный сектор экономики России.

С уважением, Артем Тарасов».
 

Обаятельный человек, судя по моему с ним разовому общению, но очень и очень «себе на уме». Первый легальный советский миллионер – за январь 1989 года в кооперативе, созданном им, Тарасову и его заместителю была выписана зарплата по 3 миллиона рублей (средняя зарплата по стране тогда была 120–150 руб.). Они хотели все сделать по-честному и оплатили все налоги, в том числе на бездетность и партийные взносы. Сумма получилась лихая, но детонатором послужил именно размер партвзносов. Если кто не помнит, это и стало причиной грандиозного скандала и послужило основанием для начала чиновничьих разбирательств, в результате чего Тарасов в начале 91-го года вынужден был уехать из России в Лондон.
 

Спустя годы по проторенной им тропинке потянулись другие…

 

---