День за днем. События и публикации 22 августа 1991 года
комментирует обозреватель Олег Мороз*
Горбачев вышел из самолета с «перевернутым» лицом
Из Фороса Горбачев вернулся в ночь с 21 на 22 августа (его привезла российская делегация – Руцкой, Силаев и др.). Вернулся «в другую страну» – это его собственные слова, которые он не однажды потом повторял. Но сам он другим, адекватным изменившейся стране, стал не сразу. Да и кто бы после пережитого мог легко попасть в прежнюю колею, а тем более нащупать новую, соответствующую изменившейся ситуации.
«Поздно ночью во «Внуково-2» с трапа самолёта спустился Горбачёв, как кто-то написал, с «перевёрнутым» лицом, сошли с борта самолёта его родные. Я смотрел эти кадры по телевизору и думал: хотя Горбачёв был и остаётся моим политическим оппонентом, замечательно, когда у такой страшной истории такой хороший конец.
Но впереди был тяжелейший день манифестаций и похорон – невероятная толпа людей, протянувшаяся от Белого дома до Ваганькова, тяжёлая, давящая атмосфера и невыносимое чувство стыда за всех нас. Горбачёв не выдержал, ушёл, а я остался с почерневшими от горя матерями, я не мог уйти».
Хоронили троих героев новой России, погибших за ее Свободу, – Дмитрия Комаря, Владимира Усова и Илью Кричевского.
Ельцин отменяет так и не состоявшуюся всеобщую забастовку
22 августа Ельцин выступил по телевидению с новым, послепутчевым обращением к соотечественникам.
Он поблагодарил «трудовые коллективы, военнослужащих, всех граждан РСФСР за оказанную поддержку, солидарность в столь трудный для государства российского час».
В обращении подчеркивалось, что победа над путчистами – в первую очередь заслуга населения и руководства Российской Федерации. Это действительно было так, главную роль тут сыграла Россия.
– Именно благодаря поддержке всех слоев населения, – сказал Ельцин, – особенно молодежи, патриотически настроенных воинов Советской Армии, работников МВД РСФСР решительные действия руководства Российской Федерации обрели подлинную силу и обеспечили победу над политическими авантюристами, которые будут преданы суду.
По словам Ельцина, необходимость во всеобщей забастовке как средстве отпора путчистам, к которой он призвал несколько дней назад, миновала. Его новый призыв, обращенный к российским гражданам, – приступить «к созидательной работе, направленной на экономическое и социальное обновление России, укрепление ее независимости и могущества».
«Народ вдохнул воздух свободы, и этого у него уже никому не отнять»
22 августа только что вернувшийся из Фороса Горбачев тоже выступил по Центральному телевидению.
– Дорогие сограждане, – сказал он. – Я выступаю сейчас перед вами уже в тот момент, когда могу с полным основанием сказать – государственный переворот провалился. Заговорщики просчитались. Они недооценили главного – то, что народ за эти, пусть очень трудные, годы стал другим. Он вдохнул воздух свободы, и уже никому этого у него не отнять.
Горбачев поблагодарил «всех тех, кто, рискуя не только положением и личной свободой, но и часто жизнью, стал в первые шеренги защитников конституционного строя, защитников закона, прав человека.
– Прежде всего я должен отметить выдающуюся роль Президента России Бориса Николаевича Ельцина, который стал в центре сопротивления заговору и диктатуре…
Эти слова благодарности Ельцину Горбачев еще не раз повторит в дальнейшем. Думаю, то были совершенно искренние слова, как и горбачевская фраза, услышанная Анатолием Черняевым в первый день путча, 19 августа:
– …В данном случае я верю Ельцину. Он им не дастся, не уступит.
По словам Горбачева, «надо сплоченнее и быстрее идти по пути радикальных реформ», быстрее – уже в новые сроки – подписать Союзный договор, принять новую союзную Конституцию, выборы союзного парламента и президента.
– Надо провести эту работу в установленные сроки, не затягивая, – сказал Горбачев, – поскольку затяжка переходного периода, как видим, опасна для демократических преобразований…
Увы, ничему этому уже не суждено было сбыться. С радикальными реформами Горбачев непростительно запоздал. Радикальные реформы будут проводиться уже без него.
Он по-прежнему − за коммунизм
В тот же день, 22 августа, вечером Горбачев провел свою первую послепутчевую пресс-конференцию. Она опять-таки транслировалась по телевидению (всё происходило на глазах у всей страны). Хорошо было видно, что президент еще не совсем ориентируется в новой обстановке. Возможно, в какой-то мере этому поспособствовал его тогдашний пресс-секретарь Виталий Игнатенко (ныне генеральный директор ИТАР–ТАСС), который вел пресс-конференцию. Он умудрился не дать слово ни одному из корреспондентов российских демократических, запрещенных хунтой газет − напрасно те тянули руки. Вопросы задавали в основном зарубежные журналисты. Впрочем, и сам Горбачев нахваливал главным образом зарубежную прессу. Российские демократические издания, в дни путча дружно выступившие в его защиту, хоть и получили от него скупую похвалу, но тут же − дозу странной критики: дескать, чуть ли не из-за их непримиримой позиции заговорщики и вынуждены были пойти на этот самый заговор.
Однако самым примечательным было другое: как выяснилось, несмотря на драматические события последних дней и все пережитое им, Горбачев, оказывается, остается верен коммунистическим идеям, коммунистической партии. Он лишь − за реформирование КПСС. Отвечая на вопрос, как он относится к тому, что партию еще до путча покинул его близкий соратник Александр Яковлев, Горбачев сказал:
− Жалею, что уходят силы, которые должны внести свой вклад в то, чтобы реформировать партию. Вижу собственную роль в этом и не собираюсь сдавать позиции. Я на них останусь. Но не пойду ни на какие уступки в принципиальных вопросах. Они проявились в проекте новой программы КПСС. До конца буду бороться за обновление партии (выделено мной − О.М.)
Даже близкий сотрудник Горбачева, бывший член Политбюро Вадим Медведев отмечает в своих воспоминаниях, что в выступлении Горбачева, а особенно в ответах на вопросы, «проскальзывала неадекватность восприятия последних событий, необратимых перемен в стране, как будто после разгрома путча мы просто вернулись к доавгустовскому положению».
Тем, кто до сих пор уверяет, что Горбачев сознательно старался разрушить коммунизм, коммунистическую партию, стоило бы, среди прочего, запомнить и процитированные выше слова Горбачева о том, что он будет «до конца» бороться за обновление, но не за ликвидацию компартии, за воплощение в жизнь ее «обновленной» программы, то есть по-прежнему − за построение коммунизма. Да, Горбачев внес решающий вклад в устранение коммунизма и коммунистов с российской политической авансцены, но он не преследовал сознательно такой цели − это получилось само собой, стало логическим результатом его реформаторской деятельности.
Впрочем, те опрометчивые слова Горбачева, конечно, имели значение не только для истории, но и для его положения в тогдашнем политическом раскладе. Они не укрепили его положения. Человек, оказавшийся в заточении по воле своих недавних друзей − коммунистических бонз − и освобожденный благодаря всколыхнувшейся волне широкого демократического сопротивления − с кем он теперь? Выяснилось: может, он и придвинулся поближе к освободителям, но не очень отшатнулся и от своих тюремщиков. Более того, вполне уместно было подозрение, что он в состоянии возглавить хоть и не открытую − в духе этого самого путча, − но тем не менее достаточно серьезную борьбу сохраняющей свою силу коммунистической бюрократии против тех перемен, которые он − это ясно, − уже не будет возглавлять.
Тут, пожалуй, можно еще привести оценку, которую дал той горбачевской пресс-конференции, советник президента США Джорджа Буша Брент Скоукрофт:
«Горбачев и сам усугубил свои проблемы, предприняв неуклюжую попытку защитить коммунизм во время пресс-конференции после возвращения в Москву, продолжая утверждать, что коммунизм можно трансформировать в позитивную силу. Это выступление показало, как далек он был от действительности, и выявило его истинные идеологические пристрастия. Это были безошибочные признаки. Эра Горбачева закончилась».
То, что я видел своими глазами
22-го утром в редакции «Литгазеты», где я тогда работал, состоялось совещание двадцати девяти редакций. Говорили о том, что надо бы наладить выпуск какой-нибудь общей газеты или нескольких газет. Сообщали, у кого что есть, - у кого бумага, у кого типография, у кого транспорт. Все было довольно бестолково. Я предложил, чтобы остались по одному представителю от каждой редакции. Не знаю, о чем они там говорили. В конце концов решили выпускать «Литературку» в виде листовок. На самом деле в свет вышло несколько номеров «Общей газеты», с участием лишь восьми изданий. Причем без участия «Литературки». Причина ее отсутствия, как полагаю (не особенно в это вникал), – трусливая позиция ее тогдашнего, недолгого, редактора Федора Бурлацкого, проявившаяся уже в самом начале путча. Говорят, когда кто-то из редактората позвонил ему утром 19-го – как быть, что делать (главный был в отпуске где-то на Юге)? – тот цинично ответил: «Не суетитесь под клиентом». Вскоре редакция, имея в виду эту цинично-трусливую позицию, проголосовала за его отстранение от должности (в ту пору «трудовые коллективы» имели право назначать и снимать начальство).
А вообще с утра было еще довольно тревожно. Еще как бы действовал совершенно зверский указ коменданта Москвы генерала Калинина о том, что столица делится на 33 округа, запрещается то, запрещается это… Любого можно задерживать, обыскивать и т.д.
Первые признаки расслабления наступили, когда я узнал (около часа дня), что с утра ушел танк (или БМД) и десантники от Издательства «Литературной газеты» на Цветном бульваре (редакция помещалась уже в другом месте - в Костянском переулке).
Где-то около четырех я был возле журфака МГУ. Манежную все еще окружало оцепление из военной техники. БТРы стояли также позади Манежа, возле метро «Библиотека имени Ленина». Однако, когда я вышел от декана факультета Ясена Николаевича Засурского, зеленые бронированные машины уже построились в колонну и стояли с включенными двигателями. Когда я дошел к метро, они двинулись прочь. Армия покидала столицу.
Слава тебе, Господи!!! Пронесло.
* * *
Путч нанес решающий, сокрушительный удар по советской империи. После этого удара у нее почти не осталось шансов оправиться.
Сразу же после выступления ГКЧП республики начали энергично покидать пределы Союза. (Тут, правда, надо напомнить, что первой, задолго до путча, 11 марта 1990 года, о своей независимости объявила Литва, второй, 9 апреля 1991 года, − Грузия). 20 августа независимость провозгласила Эстония, 21-го − Латвия, 24-го − Украина, 25-го − Белоруссия.
Крючков раскаивается
Путчисты были арестованы. Одни, те, кто летал в Форос к Горбачеву и кого Горбачев не принял – сразу после возвращения в Москву, другие – позже.
Сидючи в «Матросской тишине», главный организатор путча, его лидер, его «мотор», бывший председатель КГБ Крючков быстро «осознал», какое преступление он и его подельники совершили. Уже 24 августа он написал письмо Вадиму Бакатину, который сменил его на посту главы Лубянки:
«Уважаемый Вадим Викторович!
Обращаюсь к Вам как к Председателю Комитета госбезопасности СССР и через Вас… к коллективу КГБ со словами глубокого раскаяния и безмерного переживания по поводу трагических августовских событий в нашей стране и той роли, которую я сыграл в этом. Какими бы намерениями ни руководствовались организаторы государственного переворота, они совершили преступление…
Осознаю, что своими преступными действиями нанес огромный ущерб своей Отчизне… Комитет госбезопасности ввергнут по моей вине в сложнейшую и тяжелую ситуацию.
Мне сказали, что в КГБ СССР была Коллегия, которая осудила попытку государственного переворота и мои действия как Председателя КГБ. Какой бы острой ни была оценка моей деятельности, я полностью принимаю ее…»
Такие вот покаянные слова. Впрочем, вскоре посла амнистии, дарованной ему и его подельникам Верховным Советом РСФСР (точнее говоря – единомышленниками путчистов, оказавшимися в этом органе), Крючков забудет о словах раскаяния и до конца жизни будет изображать из себя «национального героя», пытавшегося спасти Родину и пострадавшего за это.
«Мы были быдлом. Мы стали народом»
Продолжает возвращаться к полнокровной жизни пресса, которую пытались стреножить и удавить заговорщики. Тема, как и 21 августа, одна – три минувших трагических дня. Заголовки в «Московских новостях» за 22 августа 1991 года: «Будем жить!», «Три ошибки заговорщиков», «Мы и они», «Не спасти отечество танками», «Как нас предавали»…
Все публикации еще – «с пылу, с жару». Наверное, есть неточности, недоговоренности.
Сообщается, например, что в своем кабинете в штабе блокирован командующий ВДВ Павел Грачев, что арестован главнокомандующий ВВС Евгений Шапошников. Как надо понимать, и тот, и другой задержаны ввиду нелояльности путчистам. На самом деле этих арестов не было. Впрочем, и в заметке оговаривается, что информация – «по неподтвержденным данным».
В заметке «Так убивает хунта» третий погибший на Садовом кольце – Илья Кричевский – еще представлен как «неизвестный 23–25 лет».
Но самая главная ценность этих публикаций – они воссоздают атмосферу трех трагических и героических дней, атмосферу всеобщего единения народа, отстаивавшего и отстоявшего свою Свободу, настоящего, а не фальшивого единения, которого, к сожалению, больше не будет в последующие двадцать лет.
Писатель Александр Кабаков в заметке с парадоксальным названием «Лучше этих дней не бывало. И пусть больше не будет…» дает точную оценку этим дням:
«…Мы прожили свое лучшее. Когда плакали, психовали, стояли в цепочках… Мы попробовали жизни…
Мы были быдлом.
Мы стали народом.
Дай нам сил, Господи, остаться людьми».
В «Московских новостях» публикуется заявление президента США Джорджа Буша по поводу событий в Москве. Его позиция однозначна: действия ГКЧП ошибочны и незаконны.
«Мы серьезно обеспокоены последними событиями в Советском Союзе и осуждаем антиконституционное использование силы, – говорится в заявлении. – Хотя ситуация продолжает развиваться и информация остается неполной, антиконституционное смещение президента Горбачева, объявление чрезвычайного положения, ввод войск в Москву и другие города поднимают серьезные вопросы о будущем курсе Советского Союза. Эти ошибочные и антизаконные действия нарушают советские законы и волю советских людей. Мы поддерживаем призыв президента Ельцина к восстановлению законно избранных органов власти и президента Горбачева на его посту».
Среди прочего, Буш пригрозил: «мы не будем поддерживать программы экономической помощи, если будет продолжаться следование неконституционным методам».
Не знаю, насколько эта угроза встревожила гэкачепистов. Они вообще не знали, что будут делать с экономикой, если утвердятся у власти. Однако люди, которые трезво оценивали экономическую ситуацию в стране и понимали, что она – катастрофическая, конечно, не могли еще больше не встревожиться от предупреждения американского президента.
Газета сообщает, что лидеры других западных стран заняли аналогичную позицию. Международная изоляция – вот какое будущее ожидало «новое советское руководство», как напыщенно именовал себя ГКЧП.
