Ельцин Центр

Дайджесты и комментарии
  • 1991
  • 1992
  • 1993

    Горбачев больше не генсек

     
    День за днем. События и публикации 24 августа 1991 года
    комментирует обозреватель Олег Мороз*
     
    Конец «руководящей и направляющей»
     
    24 августа во второй половине дня Горбачев заявил, что слагает с себя полномочия генсека ЦК КПСС, объясняя это тем, что руководство партии «не выступило против государственного переворота», «не сумело занять решительную позицию осуждения и противодействия, не подняло коммунистов на борьбу против попрания конституционной законности»; более того, «среди заговорщиков оказались члены партийного руководства», «ряд партийных комитетов, средств массовой информации [надо полагать, имелось в виду − партийных. − О.М.] поддержали действия государственных преступников».
     
    Слагая с себя полномочия генсека, Горбачев призвал и ЦК КПСС принять «трудное, но честное» решение − самораспуститься.
     
    Казалось бы странно: всего лишь двое суток назад Горбачев заявил, что «до конца» будет бороться за реформирование партии, за реализацию «обновленной» программы КПСС и вот… Конечно, сохранять это намерение, этот порыв можно было и расставшись с должностью генсека, оставаясь рядовым членом партии (из нее Горбачев не выходил), однако на практике… На практике, как мы понимаем, такие возможности у него резко сокращались, сокращались почти до нуля.
     
    Не думаю, что Горбачев покидал свой пост с большим сожалением. Он собирался его оставить еще на апрельском пленуме 1991 года. Но вообще-то, если задуматься, для сожаления, наверное, могли быть причины. В конце концов, именно благодаря этой своей партийной должности − генсека − Горбачев получил возможность совершить главное дело своей жизни, великое дело − начать и достаточно далеко продвинуть гигантские демократические преобразования в стране, стать инициатором фантастических по своим масштабам изменений в мире.
     
    Но вот – ушел. Покинул свой пост, исходя не из смены идеологических пристрастий, а из трезвого политического расчета. С его уходом бесславно завершилось непомерно затянувшееся, семидесятичетырехлетнее «триумфальное» бытие бывшей «руководящей и направляющей», с позволения сказать, «ума чести и совести нашей эпохи». Помимо того, что Ельцин небрежно, как бы мимоходом, подмахнул на встрече с российскими депутатами указ о приостановке ее деятельности на необъятных российских просторах, она теперь лишалась и своего вожака. В общем, как говорится, наступил для нее «полный абзац».
     
    Впрочем, осколки ее, возглавляемые уроженцем деревни Мымрино, что на Орловщине, бывшим инструктором ЦК КПСС и капитаном волейбольной команды этого высшего партийного органа, верным ленинцем-сталинцем товарищем Зюгановым, еще долго будут коптить небо, мороча голову довольно значительной части российской популяции набившими оскомину разговорами о несбыточной коммунистической утопии.
     
    ГКЧП нет, угрозы остаются
     
    Итак, после путча, который вроде бы был направлен на то, чтобы спасти советскую империю, она, напротив, стала стремительно разрушаться. В конце августа у нее еще оставались три главные опоры − президент, Верховный Совет и Съезд. Были еще разнообразные союзные властные структуры, но они играли в общем-то второстепенную роль. Главных властных опор было три.
     
    Президент Горбачев лишь короткое время по возвращении из Фороса пребывал в растерянности − как быть, в какую сторону грести. Но быстро сориентировался, понял: в прежнем виде Союз сохранить уже невозможно, надо приложить все силы, чтобы, включившись в набирающий обороты процесс его трансформации, спасти союзное государство хоть в каком-то виде, предотвратить его полный и окончательный распад.
     
    За вычетом президента, на пути этого не вполне ясного по своей сути процесса оставались две преграды, олицетворяющие старый Союз и вроде бы не собирающиеся расставаться с ним, − союзный Верховный Совет и Съезд народных депутатов СССР. Насколько серьезны эти препятствия, в общем-то тоже было не вполне ясно. По крайней мере, Съезд мог оказать достаточно серьезное сопротивление. Так или иначе, эти барьеры предстояло преодолеть.
     
    Украина объявляет о своей независимости
     
    24 августа Верховная Рада Украины провозгласила ее независимым демократическим государством. Согласно постановлению Рады, отныне на территории республики действуют лишь ее Конституция, законы, постановления правительства и другие республиканские законодательные акты. Пояснялось, что этот шаг предпринят, «исходя из смертельной опасности, нависшей над Украиной в связи с государственным переворотом в СССР 19 августа 1991 года».
     
    В общем-то, если читать текст постановления, это была еще не совсем независимость, не та независимость, которую провозгласила, например, Литва 11 марта 1990 года. Там предполагался выход республики из СССР, здесь пока еще – нет. Здесь декларировалось лишь верховенство республиканских законов. Точнее, даже не верховенство, а их единственность в качестве законодательных актов. Короче, постановление о независимости было скорее все той же декларацией о суверенитете.
     
    Вопрос о настоящей независимости предполагалось решить на всеукраинском референдуме 1 декабря.
     
    Такие референдумы в ту пору проводились не во всех республиках. Почему на Украине решили к нему прибегнуть? Ну, формально – чтобы придать акту о независимости больший вес, чтобы потом можно было говорить: ну, смотрите, почти весь народ, в едином порыве, проголосовал за независимость. Подозреваю, однако, что тут еще был некий политический расчет Кравчука, в то время председателя Верховной Рады. Думаю, три остававшихся до референдума месяца ему нужны были, чтобы поиграть с Москвой «в кошки – мышки». Нетрудно было догадаться, что из Москвы, из союзного Центра его каждый день будут увещевать: «Эх, милай, пошто ты нас покидаешь? Не покидай нас, сиротинушек!» (Всем было ясно, что с уходом Украины СССРу – конец). А он будет надувать щеки и сквозь зубы цедить: если, мол, будете себя хорошо вести, может, и не покину. И выторговывать под это дело разнообразные поблажки.
     
    К тому же одновременно с референдумом Кравчук наметил провести на Украине президентские выборы, мало сомневаясь, что изберут именно его. Для президентских выборов нужна какая-никакая предвыборная кампания, какой-то временной лаг. Вот и отложили независимость на три месяца. Поскольку ясно было, что на референдуме большинство избирателей проголосует за независимость (хотя на референдуме 17 марта большинство украинских жителей, напротив, проголосовали за «единый и неделимый»), все кандидаты в основу своей программы положили именно ее, все за нее агитировали. Но Кравчук тут обладал неоспоримым преимуществом: он был «при кресле» и имел возможность кричать о независимости чаще всех и громче всех.
     
    Маршал Ахромеев повесился в Кремле
     
    24 августа в своем кремлевском кабинете покончил самоубийством маршал Ахромеев – повесился, использовав в качестве удавки синтетический шпагат, прикрепленный скотчем к оконной ручке. Так его и нашли – почти сидящим на полу, при полной маршальской выправке.
     
    Многие тогда упрекали маршала: что за странный способ самоубийства для офицера высшего ранга; на худой конец, взял бы да застрелился; а тут – какой-то шпагат, какая-то оконная рама; да еще и повесился в таком святом месте – в Кремле.
     
    Но маршал был человеком совестливым, дисциплинированным, законопослушным. Уходя в отставку (он был уже в отставке, в последнее время работал советником у Горбачева), он сдал личное оружие и несколько наградных пистолетов, которые получил за долгое время своей военной службы.
     
    Ахромеев написал несколько предсмертных записок, в том числе – письмо Горбачеву, из которого становится ясна причина его самоубийства. Если коротко, эта причина – предельно обостренные, может быть, даже гипертрофированные совестливость и ощущение ответственности за содеянное, за нарушение долга, как человек его понимает.
     
    К смерти маршала привело участие в путче. Участие совершенно незначительное. В письме Горбачеву Ахромеев перечисляет, какие «преступления» он как сторонник ГКЧП (впрочем, быстро в нем разочаровавшийся) совершил.
     
    «Преступление» первое:
     
    «Утром 19 августа, услышав по телевидению документы… «Комитета», я самостоятельно принял решение лететь в Москву [в это время он был в отпуске в Сочи – О.М.]… В 8 часов вечера я встретился с Янаевым Г.И. Сказал ему, что согласен с программой, изложенной «Комитетом» в его обращении к народу, и предложил ему начать работу с ним в качестве советника и.о. Президента СССР. Янаев Г.И. согласился с этим… Он сказал, что у «Комитета» не организована информация об обстановке и хорошо, если бы я занялся этим…»
     
    «Преступления» второе, третье, четвертое…:
     
    20-го Ахромеев и Бакланов собрали рабочую группу и организовали сбор информации и анализ обстановки. Утром 21 августа, по словам Ахромеева, подготовленные этой группой два доклада были рассмотрены на заседании ГКЧП (когда там гэкачепистам было этим заниматься – в это время земля уже горела у них под ногами?)
     
    Кроме того, Ахромеев подготовил для Янаева черновик текста для его намечавшегося доклада на Президиуме Верховного Совета СССР: гэкачепистам очень нужно было, чтобы союзный парламент их поддержал, признал их действия законными. Впрочем, текст, подготовленный Ахромеевым, Янаеву не понравился…
     
    Вот, пожалуй, и все «преступления» маршала.
     
    Зачем он вообще связался с ГКЧП, хотя, по его словам, он был уверен, что «эта авантюра потерпит поражение»? Ахромеев честно признается Горбачеву:
     
    «Дело в том, что, начиная с 1990 года, я был убежден, как убежден и сегодня, что наша страна идет к гибели. Вскоре она окажется расчлененной. Я искал способ громко заявить об этом. Посчитал, что мое участие в обеспечении работы «Комитета» и последующее связанное с этим разбирательство [надо полагать, судебное – О.М.] даст мне возможность прямо сказать об этом. Звучит, наверное, неубедительно и наивно, но это так. Никаких корыстных мотивов в этом моем решении не было».
     
    Что ж, если понимать под «гибелью страны» распад СССР, маршал мыслил совершенно правильно. Его предчувствия не обманули его. Не очень понятно только, почему он не прошел с гэкачепистами их путь на Голгофу до конца, не дождался суда над ними (которого, впрочем, так и не было, но маршал не мог знать об этом) и не сказал на нем во всеуслышание о своих тревогах по поводу гибельного движения страны. Видимо, не хватило сил вести двойную игру.
     
    Зато хватило сил ужаснуться по поводу своего участия в путче и принять роковое решение.
     
    «Мне понятно, – завершает он свое письмо Горбачеву, – что как Маршал Советского Союза я нарушил Военную Присягу и совершил воинское преступление. Не меньшее преступление мною совершено и как советником Президента СССР.
    Ничего другого, как нести ответственность за содеянное, мне теперь не осталось».
     
    Можно сравнить мотивы Ахромеева, накинувшего себе петлю на шею, с мотивами министра внутренних дел Пуго, пустившего себе пулю в висок после провала путча (перед этим он выстрелил в свою жену, которая просила его об этом). У того, как у члена ГКЧП, преступления были вполне реальные. Во время путча он весьма активно руководил действиями подчиненной ему милиции, ОМОНа, внутренних войск. До конца, еще и 21-го в середине дня, когда для ГКЧП фактически все было кончено, отдавал приказы и распоряжения в его пользу. В его предсмертной записке говорится, что он «совершил совершенно неожиданную для себя ошибку, равноценную преступлению». Еще одна фраза обращает на себя внимание – фраза, которую он сказал родным накануне самоубийства: «…Умный у вас папочка, но оказался дураком, купили за пять копеек».
     
    В чем заключалась ошибка, он нигде не объясняет. Нигде, как Ахромеев, не кается, что нарушил присягу, нарушил закон. Можно, несмотря на умолчание, предположить и эту причину, почему он выстрелил в себя. А можно подумать и о другом. Когда его пригласили в ГКЧП, обещали, что все будет сделано быстро, решительно, профессионально. И все главные участники путча будут «в шоколаде». А вышло совсем по-другому. Вышло – на уровне художественной самодеятельности, на уровне КВН.
    И вот – впереди арест, суд, приговор. Всеобщее презрение…

    Олег Мороз

    Олег Мороз
    Писатель, журналист. Член Союза писателей Москвы. Занимается политической публицистикой и документалистикой. С 1966-го по 2002 год работал в «Литературной газете». С 2002 года на творческой работе. Автор нескольких сотен газетных и журнальных публикаций, более полутора десятков книг. Среди последних – «Так кто же развалил Союз?», «Так кто же расстрелял парламент?», «1996: как Зюганов не стал президентом», «Почему он выбрал Путина?», «Ельцин. Лебедь. Хасавюрт», «Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина», «Неудавшийся «нацлидер».