Ельцин Центр

Дайджесты и комментарии
  • 1991
  • 1992
  • 1993

    Диктатура законодателей и атомная пароварка

     
    События и публикации 23 ноября 1991 года 
    комментирует обозреватель Андрей Жданкин*
     
    Прав был один из отцов-основателей американской демократии, заявивший в 1789 году: «Исполнительная власть правительства – не единственная и даже не главная моя головная боль, тирания законодателей в настоящем и, наверное, еще на долгие годы – вот главная и самая страшная опасность. Тирания исполнительной власти придет тоже, но в период, более отдаленный от нас».
     
    23 ноября «Известия», «Российская газета» и «Независимая газета» вышли с материалами, посвященными состоявшемуся накануне заседанию Верховного Совета России. Депутаты рассматривали проект Указа Президента «О финансово-кредитном обеспечении экономической реформы и реорганизации банковской системы РСФСР». Практически единогласно – 182 голосами против одного депутаты предложенный указ «завернули». Как написали «Известия», «то, о чем так много говорилось и писалось в последнее время, свершилось. Российские законодатели на заседании сессии 22 ноября решили выяснить свои отношения с властью исполнительной». Не менее точную характеристику произошедшему дала «Независимая газета»: «недолгое перемирие российской законодательной и исполнительной власти закончилось»…
     
    Действительно, предыдущие несколько недель стороны – читай, президент и парламент, – старались быть лояльными друг к другу и принимаемым решениям. Однако к середине осени 1991 года стало очевидным: время политических лозунгов закончилось. Наступила пора экономических преобразований. Страна стремительно скатывается к экономическому хаосу и стоит на пороге голода, безработицы и тотального дефицита. Требуются радикальные и жесткие меры, способные затормозить негативные процессы. Как раз одним из первоочередных документов «реформаторского пакета» и был тот самый указ, который парламентарии отклонили.
     
    Отвергнутый указ является, кстати, единственным документом, который Борис Ельцин позволил обсудить парламенту в качестве проекта из всего реформаторского проекта. Остальные были подписаны без парламентской санкции, что стало поводом обвинить президента в «нарушении джентльменского соглашения» – решения пятого съезда, обязывающего Ельцина советоваться с Верховным Советом при издании указов, не соответствующих действующему российскому законодательству», – пишет «Независимая газета». В свою очередь, «Российская газета» привела слова Руслана Хасбулатова, сказанные на этом заседании парламента: «Дорогие исполнители. Мы вас уважаем, любим, но не надо покушаться на законодательную власть. Давайте работать дружно. Я не понимаю, почему эти указы (Хасбулатов имел в виду последние, уже подписанные Президентом) поступили к нам не до их подписания?»
     
    Отклонив проект президентского указа, депутаты, фактически, отказали Президенту и правительству в праве контролировать Центробанк России. В итоге, главный банк страны остался под контролем парламента, а этот пункт, как справедливо написала «Независимая газета», «был, по всей видимости, одним из важнейших для команды президента, и именно его отклонение стало причиной обвинений в отказе поддержать реформу, брошенных Верховному Совету советником президента Сергеем Шахраем и вице-премьером Александром Шохиным».
     
    Должен отметить, что «восстание депутатов» произошло в тот самый момент, когда сам Борис Николаевич находился с визитом в Германии и встречался там не только с канцлером Колем, впоследствии ставшим «другом Гельмутом», но и с представителями германских деловых кругов, выразивших откровенный интерес к экономическому сотрудничеству с Россией. О чем, кстати «Российская» сообщила на первой полосе. К слову, именно в ходе встречи с германским бизнесом Борис Николаевич сделал заявление, если и не опрометчивое, то весьма сенсационное: «Я гарантирую, что осень 17-го года в отношениях с нашими кредиторами не повторится никогда. Ни один кредитор не потеряет свои капиталы. В случае, если республики не сумеют договориться, Россия будет готова взять на себя значительную часть долгов Союза». Можно смело утверждать, что этот, как сейчас модно говорить, «PR-ход», стоил России десятков миллиардов долларов и многолетней долговой кабалы.
     
    Напомню, что к концу 1991 года внешний долг СССР составлял более 93 млрд. долларов. Эта сумма была закреплена еще в октябре в Меморандуме «О взаимопонимании относительно долга иностранным кредиторам СССР», подписанном 12 республиками (всеми, кроме прибалтийских). По этому документу республики бывшего СССР взяли на себя солидарную ответственность за советский долг. Каждое из вновь образованных государств должно было нести свою долю ответственности, а также иметь соответствующую долю в активах бывшего СССР. Доля России составила 61,3 процента, то есть 57 млрд. долларов.Но спустя еще два года, весной 1993-го Россия решила взять на себя и все внешние долговые обязательства бывших советских республик. А за это последние отказались от своей доли в зарубежных активах СССР. В итоге, бремя выплаты всего внешнего госдолга СССР – 93,3 млрд. долларов (а вместе с процентами – 96,6 млрд. долларов) легло на Россию.
     
    Вообще, история с внешними долгами России – отдельная, запутанная и очень больная тема. Политики в ней не меньше, чем чистой экономики. Скажу только, что, например, «престижное» вступление России в Парижский клуб стран-кредиторов в 1996 году обернулось необходимостью обслуживать внешний долг по ставке 7 процентов годовых, вместо 1,5-2 процентов, под которые эти деньги занимал Советский Союз. Но об этом позже, в одном из следующих комментариев.
     
    А пока «Известия» отчитываются об очередном визите в Россию небезызвестного Джорджа Сороса. Тогда еще в российской прессе он именовался «крупнейшим американским бизнесменом, основателем Фондов по поддержке демократических преобразований в странах Восточной Европы и СССР»… Потом его называли еще и спекулянтом, в плохом смысле этого слова, и«человеком, который сломал Банк Англии», и лоббистом наркотиков… Но нельзя не отметить ту поддержку, которую он оказал в начале 90-х умирающей в СССР науке. Его гранты позволяли выживать целым отраслям в науке, не говоря уже об отдельных ученых. И пусть их размер был не велик – речь шла далеко не о миллионах долларов, а всего лишь о сотнях, тем не менее, на фоне полного отсутствия финансирования науки, это было хоть что-то… Стоит вспомнить и его поддержку наших «толстых» литературных журналов.
     
    Замечу, что в тот свой приезд Сорос еще был настроен весьма пессимистично по поводу будущего российской экономики. «Отвечая на вопрос о том, как оценивают первые шаги российского правительства представители деловых кругов, он сказал, что большинство, по его мнению, пока не склонно торопиться с инвестициями в российскую экономику. Реальный приток капитала можно ожидать только после наступления финансовой стабилизации. Возрастающий хаос, беззаконие и коррупция чиновников – это не слишком благоприятные условия для вложения денег», – пишут «Известия».
     
    Однако феноменальная интуиция и умение предвидеть точное время и место для вложения денег, тем не менее, подвели этого гениального финансиста. Прошло всего шесть лет, и Сорос решил, что беззакония и коррупции в России стало меньше, а потому наступило время для крупных инвестиций. В 1997 году он вместе с Потаниным создал оффшор Mustcom, который заплатил за 25 процентов акций ОАО «Связьинвест» 1,875 млрд. долларов. Но уже через два года, в кризисный 1998-й цена этих акций упала более чем в два раза. В одном из интервью Сорос в сердцах назвал эту покупку «худшим вложением денег за всю жизнь». В итоге, после долгих попыток, в 2004 году он продал акции ОАО «Связьинвест» – за 625 млн. долларов компании «Access Industries», возглавляемой Леонардом (Леонидом) Блаватником. А спустя всего два года Блаватник продал этот пакет за 1,3 млрд. долларов. Думаю, что эта история надолго отбила у Сороса охоту вкладываться в Россию…
     
    Кстати, о науке. «Известия» публикуют заметку под заголовком «Вместо бомбы – открытый бизнес». Это – рассказ о ситуации, сложившейся в городе Снежинск. Тем, кто имел отношение к военной науке, к ВПК, этот город более известен как «Челябинск-70» – колыбель отечественного термоядерного оружия. Он и Арзамас-16, который теперь мы знаем как Саров, в свое время выковали, по-другому не скажешь, ядерный щит Советского Союза.
     
    Однако к началу 90-х в стране появилось новое поветрие – «конверсия». Уникальные научные коллективы и производственные предприятия ставили перед фактом: либо производите швейные машинки, либо – умираете с голоду. Никто вам денег давать не собирается. Именно этой проблеме посвящен материал в «Известиях», автор которого задается резонным вопросом: «Трудно поддается пониманию другое: как можно без четкой государственной программы, только на основе волюнтаристских решений объявлять тотальную конверсию? Видимо, дилетанты, предлагающие такую стратегию подъема народного благосостояния, наивно полагают, что вчерашнему ядерщику абсолютно все равно, чем заниматься: делать атомную бомбу или кастрюлю-скороварку»…
     
    С материалом в «Известиях» перекликается статья в «Российской газете» – «Инфляция с лицом ВПК». Здесь автор – кандидат экономических наук Борис Лагутенко – анализирует причины инфляции – 10-15 процентов ежемесячно. И приходит к выводу – виноват военно-промышленный комплекс. В принципе, выводы автора вполне логичны, если учесть, что опираются они на нерадостные данные: до 50 процентов отечественного (союзного) ВВП идет на военные расходы. Это при том, что в Великую Отечественную военные затраты составляли не больше 45 процентов! «Ельцин победит, – пишет Лагутенко, – если урежет госрасходы в несколько раз – за счет, разумеется, ВПК, а не детсадов». Беда автора этого материала была в том, что он в остальных своих выводах опирался на открытые данные, в частности, на некую статью в «Огоньке», совершенно забывая о том, что в СССР существовала и «закрытая» информация. Мне гораздо позже довелось познакомиться с уже открытой (в силу неактуальности) статистикой. Без слез эти данные воспринимать было нельзя: средняя эффективность отечественных предприятий, как гражданских, так и оборонных, едва достигала 30 процентов, а по НИИ – и того меньше – не больше 10 процентов. То есть, из каждых 100 «ученых» 90 были бездельниками… Но так уж сложилось в СССР, что и их надо было кормить…
     
    Увы, отвечать за этих 90 как раз и пришлось Сарову, Арзамасу и куче других высокоэффективных научных центров, которых в начале 90-х «причесали под одну гребенку», вынудив свернуть научные работы и встать на гражданские рельсы. Было ли это результатом недальновидности или чьей-то злой воли, причастны ли были к этому иностранные спецслужбы, рука ли это так называемого вашингтонского обкома, или достаточно оказалось одной из двух российских бед, но так или иначе последствия такой необдуманной тотальной конверсии мы расхлебываем до сих пор, удивляя мир танками из прошлого века, падающими ракетами и теряющимися в космосе спутниками…  

    Андрей Жданкин

    Андрей Жданкин
    Профессиональный журналист. Окончил Московский государственный университет имени Ломоносова. В 1991 году – обозреватель «Российской газеты». После августовских событий (ГКЧП) – официальный пресс-секретарь Государственной комиссии по расследованию деятельности органов КГБ в путче, образованной указом Президента СССР М.Горбачева (комиссия С.Степашина). После «Российской газеты» (пунктирно) – еженедельник «Россия», «Совершенно секретно», несколько журналов «с нуля», участие в избирательных кампаниях федерального уровня.