«В нашей стране возможно все…»
День за днем. События и публикации 27 мая 1993 года комментирует обозреватель Аркадий Дубнов
День за днем. События и публикации 27 мая 1993 года комментирует обозреватель Аркадий Дубнов*
Не было важней темы в российской прессе весной
В «Известиях» от 27 мая 1993 года сразу два больших материала на эту тему.
«Шапка» газеты — репортаж из
Проблема обозначена ясно, — «не допустить развала России», говорит в интервью газете председатель Верховного Совета Северной Осетии Ахсарбек Галазов. Он призывает создать один проект Конституции, объединив президентский и парламентский варианты.
«Известия» практически полностью приводят выступление президента Ельцина на совещании:
«Вот уже более года прошло с момента подписания Федеративного договора. Но не секрет, многие его положения пока не работают. Главная причина тому — Федеративный договор остается в действующей Конституции инородный телом. Нынешний Основной Закон продолжает оставаться Конституцией унитарного государства, что парализует действенность Федеративного договора. Вот почему считаю проведение конституционной реформы и отладку механизма реализации Федеративного договора единым процессом… Новый проект Конституции учитывает замечания, высказанные главами республик, и может служить основой для дальнейшей работы. Во-первых, он предусматривает ограничение объема полномочий федеральной власти. Это позволит существенно расширить полномочия субъектов Федерации в соответствии с особенностями каждого. Во-вторых, отношения, выходящие за рамки Федеративного договора, регулируются двусторонними соглашениями между федеральной властью и субъектами Федерации. Причем расширение прав субъектов Федерации будет означать и уменьшение объема обязательств федеральной власти по отношению к ним».
Ельцин не скрывает, ему нужна поддержка региональных лидеров в противостоянии с Верховным Советом России. Точно так же, как это было за три года до этого, в августе 1990 года, когда только что избранный президентом РСФСР, совершая поездку по Приволжью, он произнес в Казани ставшую исторической фразу: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить!».
Это, конечно, была опрометчивая фраза, но вряд ли она случайно вылетела из уст Ельцина. Во всяком случае, сам он позднее объяснял ее вполне рациональным образом, — дескать, это был один из вынужденных ходов в противоборстве российского руководства с союзным Центром. Незадолго до этого, 26 апреля 1990 года Верховный Совет СССР принял закон «О разграничении полномочий между СССР и субъектами федерации», который «выравнивал» права автономных и союзных республик. Этим законом из состава России фактически выводились шестнадцать автономий. При этом их руководители получали право участвовать в принятии решений о судьбах Союза. Горбачев,
«Про суверенитет было сказано то, что нужно, в нужном месте и в нужное время. Чем можно было остановить сепаратизм автономий, не имея еще необходимых властных и экономических рычагов, которые были в то время сосредоточены в ЦК и союзных министерствах? Было найдено нестандартное решение, в чем-то похожее на тактику «встречного пожара»: когда горит лес, пожарные, точно рассчитав траекторию, пускают навстречу стене огня встречный пожар. И огонь, захлебнувшись, глохнет. Так вот, начало этой сложной работы часто ассоциируется с моей фразой, сказанной в Казани, — «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить». И наш расчет оправдался».
Позже бывший госсекретарь России Геннадий Бурбулис в разговоре с журналистами вспоминал:
«В тот момент это была единственная возможность дать России, Российской Федерации надежду на выживание. Мы не можем ничем помочь республикам. У нас нет ни денег, ни ресурсов… Единственно, что мы можем дать руководителям республикам, — что-то такое, что могло бы стимулировать у них внутреннюю мотивацию для самостоятельного поиска путей выживания. И этим «что-то» как раз была идея суверенитета. Тут у Ельцина не только сработал инстинкт политика, но и проявилась реальная практическая мудрость, которая действительно помогла выжить в той тяжелой ситуации».
Про этот ельцинский «инстинкт политика» вспоминают многие его бывшие соратники. Вот как рассказывает один из самых доверенных членов первой президентской команды Ельцина, Сергей Шахрай, о драматических днях, предшествующих путчу ГКЧП в августе
«Ельцин все время спрашивал: «Я один подписываюсь от всей России или я подписываюсь — Ельцин, а все мои 16 республик подписываются отдельно?», рассказывает Шахрай, — ему союзные власти говорили: «ты и все твои 16 республик». «Нет», отвечал Ельцин. Он ведь понимал, что юридически при таком раскладе эти 16 республик как бы выходят из РСФСР. А это 20 млн. населения, 51 процент территории и почти все стратегические ресурсы. В итоге был найден какой-то странный компромисс, договор подписывает Ельцин, а российские автономии хоть и тоже ставят подпись, но не рядом с ельцинской, а под ней! Все 16 республик».
Понятно, что при исторически имперским образом складывавшейся России допустить внезапно, что эти российские регионы получают право считать себя юридически полностью независимыми, было чрезвычайно рискованным. И этот, по словам Шахрая, «странный компромисс» с Горбачевым, достигнутый 17 августа, когда Союзный договор был парафирован, был платой Ельцина за его попытку удержать российский «центр» под своим контролем. Но и он, как стало ясно через два дня, оказался сорванным путчем ГКЧП.
Воспоминания Сергея Шахрая приводятся по исключительно интересной книге «Революция Гайдара. История реформ
Второй материал на конституционную тему в «Известиях» от 27 мая — большая статья руководителя администрации президента Сергея Филатова. Если не ошибаюсь, это его уже вторая статья за тот майский месяц, что свидетельствовало о крайней серьезности момента и того значения, что придавал Кремль борьбе за новый Основной закон. С этого и начинается статья Филатова (заметим, что руководители путинской администрации, равно, как и медведевской, в печати не выступают…):
«Похоже, наше общество приучают к мысли, что обстановка политической нервозности и накал страстей вокруг вопроса о власти есть нормальное состояние современной жизни России. Последние тому примеры — споры, разгоревшиеся вокруг прошедшего референдума и проекта Конституции…После выражения народом на референдуме доверия президенту Б.Н. Ельцину и его курсу на реформы логично ожидать от президента новых энергичных шагов навстречу пожеланиям народа. Но для этого он должен иметь возможность проводить свой реформаторский курс, а эту возможность ему смогут предоставить только новая Конституция, прекращение саботажа президентских инициатив со стороны представительной власти…
Если бы нынешние противники президента действительно хотели выполнить волю народа, выраженную им на референдуме, то они должны были бы уйти в отставку и возглавить оппозицию вне власти. Однако вместо отставки они вновь навязывают обществу опасный виток политической борьбы и конфронтации в надежде, видимо, вновь завладеть инициативой и властью».
Тут, конечно, руководитель президентской администрации противоречит сам себе. С одной стороны, он призывает ельцинских противников покинуть властные ряды, а с другой — упрекает в стремлении «завладеть властью».
Впрочем, в этом и была вся межеумочность положения властных структур того времени: трудно было отделить оппозиционное состояние от властного… Это порождало ситуацию хаоса, из которой ельцинская команда стремилась выйти кратчайшим по времени и экономным по усилиям путем.
Сергей Филатов обвиняет Хасбулатова и его сторонников в том, что «в своей борьбе за власть они перешли допустимый нравственный барьер». А «предметом борьбы стал проект Конституции».
«Еще совсем недавно, пишет он, руководство Верховного Совета убеждало общество, что нам не нужна новая Конституция, заявляя при этом, что мы прекрасно проживем и по старой. Но события недавних дней показали, что подавляющая часть общества сегодня твердо заявляет — новая Конституция нужна».
Филатов обвиняет оппонентов в «попытке превратить президента в формальную фигуру, которая ничего не определяет и не решает, а правительство — полностью подчинить парламенту», в том, что благодаря их действиям «вопросы экономической реформы были забыты, а общество подталкивалось к возврату к худшему варианту прежней политической системы».
Ближайший ельцинский чиновник цитирует немецкого публициста и поэта XVIII века Иоганна Зейме: «В некоторых государствах законность облекают в такую форму, что она становится ужаснее беззакония».
Теперь я понимаю, откуда взялась изящная формула, ставшая недавно одним из лозунгов Болотной площади: «Когда закон превращается в беззаконие, сопротивление становится долгом».
Забавно, конечно, но сентенции Сергея Филатова, озвученные им спустя двадцать лет в прямом эфире большой программы телеканала «Дождь» в середине мая 2013 года звучат неким бумерангом, запущенным в далеком
«В нашей стране возможно все», печально заметил
«Есть конституция, в которой заложено разделение властей, и есть власть, которая монополизировала все…, сказал Филатов, очевидно, у нас не получается по-другому, наверное, так удобнее управлять, наводить порядок.— Так нужно менять конституцию, наседали на него журналисты?
— Я бы не стал менять ничего…, может быть, только передал бы Счетную палату в ведение Думы.
А потом как-то грустно добавил: «Видимо, кто-то усмотрел, что в конституции разрешено все, что не запрещено…».
А двадцать лет назад Сергей Филатов констатировал диаметрально другую проблему:
«Сегодня в стране реальное двоевластие, а фактически обстановка безвластия, разорительная для общества и угрожающая основам государственности… Терпеть и дальше сложившуюся во властных структурах ситуацию стало во вред обществу и государству. Тем более что всем ясно, что расстановка сил в депутатском корпусе сегодня не отражает реальную расстановку сил в обществе».
Бывший помощник Ельцина по правовым вопросам Михаил Краснов много лет спустя, анализируя механизм принятия конституции 1993 года, писал («История новой России. Том I. Москва. 2011): «правила, заложенные тогда в конституцию, на 60–70 процентов определяют нашу жизнь, — с ее гигантским государственным произволом». «Именно там, убежден Краснов, содержатся ответы на актуальные ныне вопросы: где у нас разделение властей? Почему у нас в стране существует «главный начальник», а другие властные институты «сдулись», нет ни подлинного парламента, ни независимой судебной власти».
— Так почему же? Что было «не так» в конституции, принятой, как иногда выражаются, «на высокой демократической волне»?
На этот вопрос,
— Не только на демократической волне, но и в результате наступившей у демократов эйфории появления чувства победителя, который теперь определяет правила игры и которому уже никто не мешает.
Михаил Краснов имел в виду ситуацию, сложившуюся после октября
Однако, сегодня слова о «победителе, которому уже никто не мешает», несут совершенно другой подтекст…
Аркадий Дубнов
