«Нормальной страной» России 20 лет назад обещали стать через полвека. Осталось 30…
День за днем. События и публикации 27 июня 1993 года комментирует обозреватель Аркадий Дубнов*
Комментируя российские газеты
Выпуклым образом все вместе это можно увидеть глазами иностранцев, пытающихся искренне и сочувственно наблюдать за происходящим в России.
Вот на странице «Трех авторов» в Московских новостях» от 27 июня статья Энрико Франческини, корреспондента газеты «Реппублика» в Москве с весьма говорящим заголовком, — «Когда Россия станет «нормальной». Опустим то, что сегодня читать неинтересно, — итальянцы мало чем отличаются от нас в склонности к графоманству, — коллега анализирует очередной политический кризис в своей стране, и приступим к главному:
«…А есть ли что-то, чему итальянский кризис мог бы «научить» Россию? Что могло бы послужить инструментом для сопоставления и заимствования опыта? Пожалуй, да. В Италии дела пошли серьезно лишь тогда, когда исчез страх перед «худшим». Всякий раз, как тот или иной политик или журналист вскрывал недуги нашего общества и призывал к обновлению, ответом большей части общества было: будем бдительны и не позволим ввергнуть себя в кризис, который может привести к появлению худшей системы. Под «худшим» подразумевался коммунизм или вообще «нестабильность». Один известный журналист, обращаясь к стране, изрек: «Итальянцы! Зажмите пальцами нос, но продолжайте голосовать за ХДП!».
Аллюзии понятны. Речь идет о накопившемся среди значительной части
Если говорить о весне 1993 года, то примечательно об этом времени вспоминает Егор Гайдар в беседе с Альфредом Кохом («Революция Гайдара». 2013):
«…На мой взгляд, указ о роспуске Верховного Совета надо было выпускать не в сентябре, а в апреле и выборы проводить не в декабре, а тогда же, сразу после референдума «Да-Да-Нет-Да». Тогда бы и результат был иной и экономика пострадала бы меньше, Это, конечно, просчеты».
Там же Гайдар вспоминает, к чему привели первые же шаги его преемника на посту главы правительства, Виктора Черномырдина, после того как Ельцин принес Гайдара в жертву своим противникам на Съезде народных депутатов:
«…Помню, вскоре после отставки уже решил, что хоть теперь-то смогу прожить спокойно, без звонков. Но рано утром меня разбудил телефонный звонок… Дело в том, что пока я пребывал в таком «сумеречном» состоянии, Виктор Степанович заморозил цены. В первые две недели, пока меня не было в правительстве, происходила какая-то вакханалия. Денег набухали в экономику столько, сколько не вливали никогда, ни за какие любые две недели предыдущего года. Потом заморозили цены… в результате недельная инфляция подскочила до уровня, на котором она никогда не была, и что самое стршное, возник снова товарный дефицит, хотя казалось, мы все это уже прошли!… Тут я проснулся, Понимаю, чем чревато произошедшее… Звоню Борису Николаевичу, говорю, что это очень важно, что пришлю ему короткую записку о том, что на мой взгляд нужно делать немедленно. Он записку прочитал, дал соответствующие указания. Короче, мало-мальски ответственную денежную политику и свободные цены удалось отстоять. Но не без потерь, не без потерь…».
Энрико Франческини продолжает:
«Так вот, если и есть урок, который Италия может преподать России, он состоит в следующем. Главный мотив нынешнего кризиса в Москве — страх возврата к прошлому и стремление любой ценой избежать политической нестабильности. Во имя этих двух «заповедей» здесь и пытаются быстро возвести новую систему. Здешние комментаторы зачастую критикуют президента и его сторонников, однако создается впечатление, что любой другой на его месте будет означать «худшее».
Если России удастся принять новую конституцию и избрать новый парламент, оба эти страха постепенно исчезнут. Коммунистическое меньшинство останется и в законодательных палатах, и на площадях — что вполне законно, — но оно не предстанет более силой, покушающейся на будущее страны».
Коллега оказался прав. Но только отчасти.
С другой стороны, «коммунистическое меньшинство» действительно осталось «в законодательных палатах и на площадях», но практически перестало определять будущее страны, — это правда. Но вот утверждать, что ушли страхи с принятием новой конституции и избранием нового парламента, сказать бы не решился. Да, беспрецедентные полномочия, предоставленные главе государства принятым в декабре 1993 года новым Основным законом, разумеется, гарантировали невозможность отката назад. Но платить за это приходится спустя двадцать лет, когда выяснилось, что эти полномочия и всего лишь одно хитрое слово «подряд» в определении их сроков, стали предпосылкой для возврата России к авторитаризму.
«Правительство сможет работать, а парламент — улучшать законы, продолжает итальянский журналист в стиле, напоминающем «Утопию» Томаса Мора или «Город солнца» Томмазо Кампанеллы. — Будет больше стабильности, а со временем — и благополучия. И только тогда по-настоящему наступят перемены, придет «новое». Только тогда, как это происходит сегодня в Италии, о коррупции заговорят не только в газетах, но и во дворцах правосудия, и «сиятельные» преступники проследуют чередой на скамью подсудимых. Появятся новые партии, станет возможным чередование оппозиционных сил у власти — «либеральных демократов» и «социал-демократов» — двух идеологий, имеющих равные права на существование при истинной демократии. И Россия станет полностью «нормальной» страной».
Разбирать эти «итальянские» прогнозы — одно удовольствие. Точно, стабильности стало больше и благополучия прибавилось, несомненно. А что делать с остальным, даже и не знаю… К примеру, с парламентом, который только и знает, что «улучшать законы», особенно в последние пару лет. Не случайно его уже прозвали «взбесившимся принтером».
О коррупции же в «дворцах правосудия» тоже начинают «заговаривать», но
Впрочем, как утверждает Энрико Франческини, «на все это требуется терпение (хорошо известно, что у русских оно нескончаемо). Мы в нашей маленькой Италии, — делился он с российским читателем «МН» двадцать лет назад, — ждали целых пятьдесят лет, чтобы почувствовать себя «нормальными», и до сих пор до конца не стали таковыми. Есть надежда, что однажды такой станет и Россия. Так пожелаем же, чтобы она не ждала этого полвека, как мы, итальянцы».
На той же «Странице трех авторов» в том же номере газеты обнаружил еще одну статью, уже русского автора, хотя и с «иностранным душком», писателя Юрия Милославского, эмигрировавшего из СССР в середине
Статья его называется «Материалистический ностальгизм».
«…Вспоминаю, как в разгар перестройки на международном конгрессе изгнанников, что проходил в знаменитом своим шоколадным тортом венском отеле, один из участников прений воскликнул: «Я не идиот, чтобы сменять Париж на Москву!» Нынче он известный патриот-западохульник, россиеобустройщик, любимец всего казачества. Ведет борьбу за получение московской квартиры с тем же напором, с каким добивался несколько лет назад французского гражданства.
Но оставим это. Без всякого предварительного уведомления, без радостных слез и лобзаний суглинков и песчаников известное количество эмигрантов-литераторов (в количестве, могущем быть названным «целый ряд») медленно, но уверенно перебралось или почти совершенно перебралось в Москву. И это обстоятельство требует к себе определенного внимания».
Нужно ли объяснять, что привлекло мое «определенное внимание» к этому тексту? Ну, конечно же, ставшая уже расхожей в конце мая
Один из самых известных российских экономистов, основатель весьма уважаемой в профессиональном мире научной школы, вынужден покинуть страну после того, как стал объектом давления и плохо скрываемых угроз со стороны Следственного комитета, где он был допрошен по так называемому «делу экспертов». И хотя руководители страны, что называется, лишь пожали плечами, мол, у Гуриева жена во Франции и это его личное дело, он волен выбирать себе место для жизни и работы, очевидно, что двадцать лет спустя после того, как стало модно возвращаться из эмиграции, менять, хотя бы временно, Париж на Москву, — тенденция снова поменяла знак на обратный…
«Наш» Юрий Милославский пишет:
«За исторически ничтожный период наше отношение к профессиональным изгнанникам претерпело любопытные изменения. В конце восьмидесятых даже наиболее прагматически настроенные лица испытывали к нашему брату некое подобие искреннего уважения — ну хотя бы потому, что изгнанный добился награды наград, к которой стремился и стремится каждый под- и постсоветский человек, — пожизненной заграничной командировки. Это автоматически вводило едва ли не всякого эмигранта в элитарные сферы, куда бы ему не удалось пробиться ни под каким видом, останься он в Отечестве…
Исподволь ситуация изменилась. Деловые люди разной степени криминальности тихо и солидно ведут совместную работу, так сказать, по обе стороны океана. Сам факт выезда-въезда перестал как таковой будоражить умы… Но самое главное — что наконец-то выработался тот специфический характер взаимосвязи диаспоры с метрополией, который я позволю себе назвать материалистическим ностальгизмом. В основе этого феномена мы без труда обнаружим следующее:
а) интерес к российским эмигрантам семидесятых-восьмидесятых на условном Западе — с той поры, когда появилась возможность вступить в контакт непосредственно с населением и правительствами стран СНГ, — значительно поуменьшился;
б) особенно это сказалось на представителях творческих профессий в нашей эмиграции»;
Сегодня «нашему» Милославскому впору было бы писать продолжение своих наблюдений потому как снова «факт выезда-въезда» начинает «будоражить умы», а интерес к российском эмигрантам опять продолжает расти на Западе, хотя «деловые люди» по-прежнему «тихо и солидно продолжают вести работу по обе стороны океана».
Известный российский экономист Владислав Иноземцев опубликовал горестную реплику 3 июня в «Московском комсомольце» под названием «От чего уехал Сергей Гуриев». Есть там, в частности, такие строки:
«Власть в России не нуждается ни в легитимации, ни в интеллекте, ни в диалоге с меньшинством, ни в уважении в мире… Сейчас можно уверенно говорить о том, что Россия вступила во всецело реакционную эпоху. Смешно читать в прессе или слышать по радио о реформах. Реформ более не проводится — происходит лишь закоснение режима, который достиг вполне зрелой и устойчивой формы. И вот тут возникает вопрос, который, видимо, является сегодня самым важным. С одной стороны, режим прочен: о том, что Путин выиграл бы выборы президента,
К сожалению, вопросы эти кажутся риторическими.
Аркадий Дубнов
