Кулистикову, мне и Выжутовичу приготовили в Узбекистане царственные ложа под балдахинами
«Известия» от 10 декабря 1992 года можно назвать «узбекским» номером. В этот день в газете три разных материала, имеющих прямое отношение к Узбекистану. Два из них касаются запрета узбекских властей на печатание и распространение в республике «Известий», третий на другую тему. С нее я и начну…
Ташкентский собкор «Известий» Шахабудтин Зайнутдинов публикует заметку, название которой выглядит совершенно фантастическим: «Узбекистан введет миротворческие силы в Таджикистан».
Тем, кто знает, как обстоят сегодня дела в отношениях между двумя соседними центральноазиатскими государствами, это покажется ни чем иным, кроме как casusbelli. Только на секунду представлю: в декабре 2012-го Ташкент принял подобное решение – и понимаю: это объявление войны.
Впрочем, не такая уж это и фантасмагория. В октябре нынешнего года, то есть всего два месяца назад, президент Узбекистана Ислам Каримов после переговоров с казахстанским коллегой Нурсултаном Назарбаевым в Астане заявил, что в Центральной Азии может дело дойти до войны, если решение о строительстве крупных гидроэнергетических проектов будет приниматься без учета мнения всех заинтересованных стран региона. Слова Каримова были обращены и к Москве, выразившей готовность строить в Киргизии мощную ГЭС Камбарата-1 и, разумеется, к самому Бишкеку и, конечно же, к Душанбе, который не оставляет надежд осуществить еще более амбициозный проект – Рогунскую ГЭС.
Но двадцать лет назад все было по-другому. Об этих ГЭС никто еще не помышлял, не до них было: в Таджикистане, где за пару недель до этого к власти пришел бывший полевой командир прокоммунистического Народного фронта Эмомали Рахмонов, шла ожесточенная гражданская война. Это сегодня Каримов и Рахмонов (несколько лет назад он пожелал зваться Рахмоном, убрав русское окончание «ов», призывая таджиков вернуться к традиционному написанию своих имен и фамилий), которому тогда было всего лишь 40 лет, - «заклятые друзья» и терпеть друг друга не могут. А тогда именно Каримову, бывший еще пару месяцев назад директором колхоза Эмомали Рахмонов был обязан свои воцарением в кресло главы государства.
Именно в помощь ему отправлялись «миротворческие силы» из Узбекистана. Читаем заметку из Ташкента.
«Считать возможным передать в распоряжение главкома ОВС СНГ военный контингент в составе батальона для выполнения миротворческой миссии на территории республики Таджикистан. Такое постановление принял парламент Узбекистана на сессии, продолжающей работу в Ташкенте».
Разумеется, все было обставлено согласно лучшим советским традициям, ввод войск осуществлялся по просьбе самих таджиков. На сессию ВС Узбекистана в Ташкент прибыл заместитель председателя ВС Таджикистана Х. Хидиралиев.
«Он зачитал текст обращения высшего законодательного органа Таджикистана к парламенту Узбекистана, где выражена просьба ввести миротворческие силы с целью защиты мирного населения и жизненно важных объектов, в интересах восстановления порядка в этой республике. Дав «добро» на ввод миротворческих сил, узбекские парламентарии выразили надежду, что новое руководство Таджикистана, опираясь на все слои общества, приложит необходимые усилия для консолидации здоровых сил, решения спорных вопросов путей мирных переговоров, возвращения населения
к созидательному труду… В состав миротворческих сил, по предварительным данным, должны войти десантные и бронетанковые подразделения, авиация».
Из кого состояли эти войска, рассказывал много лет спустя известный таджикский журналист, живущий уже много лет в эмиграции, Дододжон Атовуллоев. Он в начале 90-х был свидетелем тех драматических событий. После вывода советских войск из Афганистана в 1989 году, значительная их часть вместе с техникой и снаряжением дислоцировалась в Узбекистане, ведь войска выходили по знаменитому «мосту Дружбы», перекинутому через Амударью между афганским Хайратоном и узбекским Термезом. Самой ударной частью был батальон спецназа ГРУ Генштаба советских вооруженных сил. Именно этот батальон, привыкший в Афганистане работать жестко, был переброшен в Таджикистан. В его составе практически не было узбеков, он был интернациональным. Распад СССР застал спецназовцев в Узбекистане, они маялись там от безделья в чуждой им среде, шла перестройка, мало кому было дело до них. Отправка в Таджикистан была для них подарком судьбы. Поначалу они должны были обеспечивать безопасность важных объектов, но постепенно их втягивали в вооруженные разборки между проправительственным Народным фронтом, которому активно помогали военнослужащие 201-й мотострелковой дивизии, расквартированной в Таджикистане после ее вывода из Афганистана и боевиками исламо-демократической оппозиции. Естественно, что спецназовцы не могли не оказазаться на стороне своих.
А дальше все происходило так, как не могло быть иначе. Победители начали сводить счеты с оппозицией и их сторонниками, а ими были жители, проживавшие в регионах, где сочувствовали этой оппозиции. Не надо забывать, что гражданская война в Таджикистане была, в значительной степени, сведением счетов между территориальными кланами. Люди из Каратегинской долины вынуждены были спасаться от кровавых расправ «народнофронтовцев» целыми семьями, многие тысячи бежали на юг, пытаясь переправиться на афганский берег Пянджа. Река в те декабрьские дни была кровавой – в буквальном смысле. Беженцев с воздуха расстреливала узбекская авиация, вертолеты 201-й дивизии. А оставшиеся пустыми дома беженцев грабили те самые спецназовцы…
В том декабре я не был в Таджикистане, я уехал оттуда в конце ноября 1992-го, после того, как оказался свидетелем «избрания» Рахмонова председателем Верховного Совета. Но хорошо помню страшные рассказы вырвавшихся из того ада очевидцев. Спустя несколько месяцев я решил прорваться в Афганистан, чтобы найти лагеря таджикских беженцев, где с помощью ООН и других международных организаций им удалось найти пристанище. Это была моя первая поездка в Афганистан. Лагерь в местности под названием Сахи я обнаружил в нескольких десятках километров к востоку от Мазари-Шарифа. Чуть ли половину территории занимало кладбище, многие сотни таджикских беженцев не пережили в Афганистане уже первую зиму, большинство среди них были дети.
В том же номере «Известий» читаю статью Бориса Виноградова о попытке мятежа, поднятого в те дни в Кабуле лидером афганских узбеков Абдул-Рашидом Дустумом против министра обороны, предводителя афганских таджиков Ахмадшаха Масуда. Там с точностью наоборот приводится свидетельство преследований таджикских беженцев, спасавшихся от пришедшего к власти в Душанбе Народного фронта. Против них были не только посланные официальным Ташкентом «миротоворцы», но и другие силы, лояльные Ташкенту. Дустум и его хорошо вооруженное еще во времена советской интеревенции воинство, основой которого была печально знаменитая своей жестокостью 53-я дивизия, уже тогда считались доверенными Каримову ресурсами.
Вот что говорится в этой статье:
«…Обращает на себя внимание совпадение по времени двух акций, предпринятых дустумовцами: наступление на Кабул и высадка вертолетного десанта в Таджикистане на правом берегу Амударьи, где моджахеды помогали таджикским беженцам, спасавшимся от огня кулябских ополченцев, уйти через границу. Как уже сообщалось, таким образом, за Амударью, на афганскую территорию, переправлено более 10 тысяч таджиков».
Конечно же, Борис Виноградов добросовестно заблуждался. Дустумовцы не помогали таджикам, «спасавшимся от огня кулябских ополченцев» (тех самых народнофронтовцев, всем известно, что Рахмонов представлял кулябские кланы – А.Д.), а поливали их огнем из своих вертолетов. Журналиста можно понять, в винегрете той кровавой герильи, что разворачивалась по обе стороны бывшей советско-афганской границы, разобраться тогда было чрезвычайно трудно…
А теперь еще о двух «узбекских» материалах, появившихся в «Известиях» 10 декабря 1992-го.
Первым было «Обращение к подписчикам и читателям «Известий» в Узбекистане:
«Редколлегия «Известий» приносит вам свои извинения в связи с длительным невыходом газеты в Узбекистане. Вины редакции здесь нет. Бумага для печатания «Известий» в Ташкенте имеется в достаточном количестве, никаких просроченных финансовых или иных обязательств перед нашими партнерами в Ташкенте нет. Под совершенно необоснованными предлогами, не без ведома властей, издательско-полиграфическнй концерн «Шарк» с ноября отказался печатать «Известия». Никаких официальных объяснений не последовало. Линия связи для приема по фототелетайпу номеров газеты в Ташкенте также заблокирована. Редколлегия «Известий» расценивает все эти действия как покушение на принципы демократии и свободы слова, нарушение прав наших подписчиков и договоренностей о едином информационном пространстве Содружества.Редколлегия «Известий».
Второй материал – это репортаж вернувшегося из командировки в Узбекистан спецкора газеты Гаяза Алимова:
«Известия» в Узбекистане взяты под рабочий контроль. Газета не будет выходить до тех пор, пока не исправится?«Конечно, это запрет, пишет журналист. - Парадокс, однако, в том, что власти Узбекистана официально не объявили о каких-либо санкциях против «Известий», нет никаких письменных распоряжений или приказов. В качестве основного «документа» фигурирует лишь письмо 17 рабочих-печатников издательско–полиграфического концерна «Шарк», заявивших о своем отказе печатать «Известия». Они обвинили газету в разжигании национальной розни, страстей, ведущих к дестабилизации обстановки в разных регионах СНГ. Именно рабочие, а не власти и объявили (письмо их «Известия» опубликовали в № 249): «Как ни жаль нам нашего многолетнего сотрудничества, вы нас заставляете его прервать».Власти предпочитают оставаться в стороне. Внешне. Ни во что явно не вмешиваясь. Сознательный рабочий класс Узбекистана вроде как поправляет беспечное руководство. «Письмо 17-ти» — не голос вопиющих в пустыне, а, оказывается, свидетельство широкого народного возмущения «Известиями».
По мнению высокого узбекского начальника, которого цитирует автор статьи, с «Известиями» все сделано правильно. «Рабочие предупреждали не один раз. Написали Голембиовскому
— не ответил, — заявил он. — Закрыть информацию ради сохранения мира и согласия — не наказание «Известий», а лояльный выход из положения».
Гаяз Алимов иронизирует, мол, «в Узбекистане это называется не цензура, а рабочий контроль».
Может, я что-то не понимаю. А узбекские власти, думаю, понимают все, продолжает журналист. Вот почему, наверное, и нет каких-либо официальных комментариев. Иначе это прямо противоречило бы заявленным целям. В принятой 8 декабря (то есть, буквально накануне написания статьи – А.Д.) новой Конституции Республики Узбекистан в статье о средствах массовой нформации четко декларируется свобода печати и отдельной строкой — «цензура не допускается». В книге президента Ислама Каримова, ставшей настольной в республике, я также читаю: «Узбекистан — государство великого будущего (не могу удержаться, чтобы не вспомнить, как уже в те годы узбекские острословы переиначили эту фразу Каримова: «пока я президент, у Узбекистана всегда будет великое будущее» - А.Д.). Это суверенное, демократическое, правовое государство. Это государство, основанное на принципах гуманизма, обеспечивающее права и свободы граждан, независимо от национальности, вероисповедания, социального положения и политических убеждений». В политической сфере, по мнению президента, это означает, в частности, «решительный отказ от монополии одной идеологии, одного мировоззрения, признание многообразия политических институтов, идеологий и мнений»…
На самом деле, в статье фиксировался очень знаковый момент для политики Ислама Каримова, - так он начинал борьбу против, якобы, коммунистической идеологии, чуждой узбекским традициям и менталитету и навязывавшейся из Москвы. На самом деле, за этим стояла стойкая тенденция на вытеснение из узбекской повседневности всего, что связывало бы страну с советским периодом, который иначе как колониальным прошлым официальным Ташкентом не трактовался. Уже начинали в те годы готовиться новые школьные учебники истории для узбекских школ, где эта трактовка была доминирующей.
Во второй половине 1990-х (точнее, с 1995 по 1999) годов мне довелось достаточно часто общаться с Каримовым tet-a-tetпо много часов кряду. Так вышло, что после того, как в начале 1990-х я резко критиковал политику Ташкента за нарушения прав человека, за поддержку Рахмона, что усугубило раскол среди таджиков, вдруг в 1995-м мне передали, что, если я окажусь в Ташкенте, Каримов готов будет меня принять. Эта перемена случилась, несмотря на то, что в узбекской прессе меня называли агентом самых разных спецслужб. Как выяснилось, причина того, что роза ветров в Ташкенте по отношению ко мне поменялась, была в том, что я назвал Каримова «прагматичным политиком» после того, как он пригласил в Ташкент одного из лидеров таджикской оппозиции Хаджи Акбара Тураджонзода. Мы регулярно встречались с Каримовым (ему почему-то казались интересными мои оценки и рассуждения, - возможно, потому, что я был абсолютно от него независим, и мне не было нужды угадывать, что он хотел услышать) и его взгляды на мир, на советское прошлое и советских лидеров, которым он давал весьма резкие оценки, я представляю весьма неплохо. Каримов – человек с чрезвычайно тяжелым тираническим характером, но по-своему цельный и порядочный. Наверное, сейчас рассказывать в подробностях о тех встречах было бы преждевременно… Да и многое уже забылось. Наше общение закончилось с приходом Путина во власть.
Вспоминаю это потому, что однажды, будучи раздражен статьями об Узбекистане, публикуемыми в российской прессе (он читал их досконально), Каримов предложил мне сформировать группу из влиятельных российских журналистов и привезти их в страну, чтобы они увидели узбекскую действительность своими глазами.
Вернувшись в Москву, я напросился на встречу с главредом «Известий» Игорем Голембиовским (его газета оставалась главной «занозой» для Ташкента – А.Д.) и передал ему это предложение. Он согласился не сразу. Но затем подключил к этому популярного тогда известинского обозревателя Валерия Выжутовича. С радостью присоединился к нам и Владимир Кулистиков, он тогда был редактором московского бюро «Радио Свобода», обозревателем которого я работал. Когда группа во главе с нашей троицей прибыла в Ташкент, а затем в Самарканд, мы обнаружили такой теплый прием и плотную опеку, что ни вправо, ни влево от него уклониться было невозможно. Рассказывать все подробности здесь не стану, упомяну лишь приготовленные для Выжутовича, Кулистикова и меня совершенно немыслимые по роскоши и убранству номера в старом советском «Интуристе», где нашему взору открылись не иначе, как царственные ложа под балдахинами. На них, впрочем, никто нас не ждал. Но, очевидно, к этому тоже были хозяева готовы…
Одним словом, спустя пару дней после нашего возвращения в Москву, в «Известиях» появилась статья Выжутовича под названием «Большой гап». «Гап» по-русски точнее всего переводится как треп, или пустой разговор…
В Ташкенте были чрезвычайно оскорблены. Они хотели как лучше…
Аркадий Дубнов
Международный обозреватель газеты «Московские новости». Закончил МЭИ, работал в НИИ и на АЭС. В журналистике с 1990-го: «Демократическая Россия», «Новое время», «Радио Свобода», «Время новостей». 20 лет наблюдает за тем, что происходит на месте бывшего Союза.
