Ельцин Центр

Дайджесты и комментарии
  • 1991
  • 1992
  • 1993

    Фантомные боли

    День за днем. События и публикации 22 января 1993 года комментирует обозреватель Игорь Корольков*

    Номер «Известий», который вышел двадцать лет назад, на мой взгляд, получился весьма удачным. Его наверняка отметили на редакционной летучке. Он максимально отразил весь спектр непростой жизни российского общества в один из январских дней нового 1993 года. На каждой полосе есть заметка, которая могла бы послужить поводом для комментария. Я выбрал ту, что размещена на четвертой: «Кому нужна мания величия?» Ее автор — известный социолог, доктор философских наук, профессор Юрий Левада. К сожалению, ныне покойный. Центр, который он возглавлял, сегодня носит его имя и называется Левада-Центр.

    Прежде чем перейти к сути вопроса, хотелось бы ближе познакомить читателя с автором статьи в «Известиях». Всего одна цитата. Но какая! Она взята из записки Московского горкома партии об идейно-теоретических ошибках «Лекций по социологии» Ю.А. Левады в ЦК КПСС за подписью первого секретаря МГК КПСС В. В. Гришина. «Лекции, — говорится в записке, — не базируются на основополагающей теории и методологии марксистско-ленинской социологии — историческом и диалектическом материализме. В них отсутствует классовый, партийный подход к раскрытию явлений советской действительности, не освещается роль классов и классовой борьбы как решающей силы развития общества, не нашли должного отражения существенные аспекты идеологической борьбы, отсутствует критика буржуазных социологических теорий». Это означает, что Левада — ученый зрелый, глубокий, честный, его суждения лишены идеологических шор, он самостоятелен и смел. Ему можно верить.

    Статья профессора основана на материалах очередного социологического опроса населения и посвящена, как пишет Левада, фантомным болям. Есть в медицине такое понятие: нога ампутирована, а больному кажется, что она болит.

    «Наше общество — назовем ли мы его формирующимся российским или остаточным постсоветским — переполнено такими болями, насквозь пропитано ими, — говорится в статье. — В их числе довольно сложный по составу и значению комплекс переживаний в связи с утратой былого (реального или мнимого, это другой вопрос) державного величия страны.

    В числе заметных потерь, на которые обращает внимание общественное мнение, каждый год фигурирует «утрата престижа великой державы». Доля населения, которая с огорчением отмечает утрату страной ее державных позиций, в последние годы составляла около четверти всех опрошенных, в декабре 1992-го — 26 процентов. Но вот с тем, что стране следовало бы вернуть утраченный престиж великой державы, согласны уже две трети опрошенных. Тут есть над чем задуматься. Старый, в каком-то смысле традиционный для нашей страны соблазн державности существует, действует. Кого-то это радует, кого-то пугает, и явно имеются силы, которые на это весьма рассчитывают».

    Фантомная боль, о которой говорил уважаемый профессор, не исчезла и сегодня. Тоска по великой державе дает себя знать в речах государственных деятелей, политиков, участников различных телешоу, на всевозможных форумах в Интернете. На форумах, к слову сказать, она наиболее откровенна, лишена каких бы то ни было условностей, а потому зачастую чрезвычайно агрессивна.

    Профессор Левада в своей статье не уточняет, по какому величию тоскуют россияне — по истинному или мнимому. В данном случае у него была другая задача. А между тем, это принципиальный вопрос. Что хочется вернуть? Видимо, одну шестую часть суши, объединявшую множество союзных республик. Видимо, армию, вооруженную ядерными боеголовками. Видимо, индустрию, дававшую сталь и ракеты. Я тоже всем этим долго гордился. Пока не задался вопросом: а зачем мне все это? Как лично на моей жизни и на жизни моих близких сказывается тот факт, что стране принадлежат Курилы, Камчатка, остров Врангеля? Впадать ли мне в тоску от того, что в состав нашего государства не входят, скажем, Япония, Монголия или какая-то из Корей? Ведь если бы входили, я, наверное, должен был бы чувствовать еще большую гордость, а, следовательно, и чувство превосходства над теми, у кого территория меньше. Например, над жителями какой-нибудь Кабо-Верде.

    Кусать ли мне локти от того, что Финляндия выпала из состава Российской империи и не позволила большевикам вернуть себя в состав СССР? Скажу страшную вещь: я безумно рад, что случилось все именно так. Несколько лет назад на Новый год с сыном побывал в Лапландии, там, где живет Санта-Клаус. В маленьком Рованиеми, расположенном в сотне километров от полярного круга, нет перебоев ни с холодной, ни с горячей водой. Штукатурка на домах не осыпается, украшенные елочки во дворах не воруют и не ломают. Дороги едкой гадостью не поливают, а чистят. Полицейских не видно. Люди доброжелательны и приветливы. Как-то гуляя по сказочно красивому ночному городку, наткнулись на надпись на одном из домов. Надпись была сделана по-русски: «Финны — пидары». Видимо, это пробудилась у кого-то из наших та самая фантомная боль.

    От чего зависит чувство гордости за свою страну? От ее размеров? От природных богатств? От количества стали, выплавленного на душу населения? От мощности ядерной бомбы, спрятанной в погребе? А если в Монако нет ни того, ни другого, ни третьего? Значит ли это, что любовь человека, родившегося там, меньше, чем любовь русского к России? Тогда почему русские, как только появляется финансовая возможность, забыв о родных березах, бегут в любую благополучную страну мира, не задумываясь ни о ее размерах, ни о могуществе ее армии. Видимо, есть какие-то другие критерии, по которым люди определяют свое отношение к стране, где хотели бы жить. Человеку хочется жить достойно. Это значит, иметь возможность зарабатывать так, чтобы содержать семью. Получать хорошее медицинское обслуживание. Быть спокойным за будущее детей. Чувствовать, что на твою собственность никто не может посягнуть — ее неприкосновенность не только гарантирована законом (у нас тоже многое гарантировано), но и гарантия эта реально обеспечена государством.

    Кстати, о медицине. Мой бывший школьный учитель русской литературы в 90-х вместе с женой, тоже педагогом, уже в пенсионном возрасте выехали в Германию. Получили квартиру, пенсию. Я был у них в гостях. Скромно, но очень прилично. Поинтересовался не испытывают ли чувство ностальгии. Сказали, что не испытывают. И не знают, чтобы ее испытывал кто-либо из огромной русскоязычной диаспоры. А у кого она была, после поездки на Родину тут же от нее излечивались. Супруга моего учителя перенесла инсульт, сам учитель — тяжелую операцию. Качество лечения, которое они получают, позволило им в приватной беседе заявить: если бы они жили на Родине, их уже не было бы в живых.

    Согласитесь, к тому, чтобы врачи выхаживали больного, а не считали, что он свое уже отжил, размеры территории и количество выплавляемой стали на душу населения не имеют никакого отношения. И количество атомных подводных лодок здесь совсем ни при чем. И уж тем более это не зависит от того, из какого количества союзных республик состоит государство.

    Ведь государство, населенное людьми разных национальностей, вероисповедания стабильно лишь до поры до времени. Рано или поздно в людях пробуждается национальное самосознание, чувство религиозной обособленности и они требуют самоопределения. Государства — живой организм, в котором процессы происходят неторопливо, но неуклонно.

    В том же номере «Известий» опубликована чрезвычайно интересная статья Робина Райта, перепечатанная из «Лос-Анджелес таймс». Она называется «Необычные прогнозы ученых-географов».

    «Пройдет 25–30 лет и число государств мира увеличится процентов на пятьдесят, — говорится в статье. — Более трехсот независимых стран появятся на глобусе», — предсказывает Саул Коэн, в прошлом президент Ассоциации американских географов».

    «Ныне существующие государственные границы все больше будут терять свое значение, если они не соответствуют языковому и территориальному тождеству проживающих там наций», — сказал итальянский географ Фабрицио Эва».

    «В Европе: официально выйдут из Испании Каталония и Страна Басков. Бретань отколется от Франции. Бельгия распадется на Фландрию и Валлонию. Саамы создадут свою страну в северных районах Норвегии, Швеции и Финляндии. К ним присоединятся северные районы России и Канады…

    Россия: новые государства возникают на Дальнем Востоке, на Урале, в Восточной и Западной Сибири. Получают независимость Татарстан, Дагестан. Калининград, Тува и Бурятия становятся фактически независимыми автономными зонами.

    Азия: Индия теряет Пенджаб и часть Кашмира. Афганистан распадается, по крайней мере, на три этнических государственных образования…»

    И так далее.

    Уже более полувека Франция обходится без Алжира, а Британия — без Индии.

    В начале 90-х прошлого века распалась Чехословакия, объединилась Германия, рассыпался СССР.

    Территория, состав входящих в государство образований, видимо, все-таки не тот критерий, который должен сплачивать нацию и определять ее монолитность. Гордость страной, видимо, все-таки вырастает из уважения человека к человеку. У нас это за многие годы пока так и не получилось. А пугать соседей ядерной дубиной и их страх принимать за уважение — одно из больших заблуждений, в котором нас воспитывало наше многострадальное Отечество.

    Не менее глупо тосковать и по якобы утраченному индустриальному могуществу. Все у нас было: и мощные заводы, и гигантские фабрики, и шахты, и карьеры, и самые лучшие в мире шпионы… Только толку от этого было мало. Война грянула неожиданно. Самолеты сгорели на аэродромах. Танки оказались без горючего и снарядов. Наша мощная индустрия, сплошь ориентированная на армию, так и не сумела шить обувь, которую хотелось бы носить.

    «Почти третья часть опрошенных, 30 процентов, — писал в своей статье профессор Левада, — согласна с тем, что «величие» — пустое слово, нам нужна не «великая держава», а страна, где людям хорошо живется. Этот результат, по-моему, — самое интересное во всем исследовании».

    И еще.

    «Рано или поздно придется подсчитать и представить обществу полный, достоверный баланс достижений и потерь, связанных с державным величием — точнее с теми вариантами или образцами этого величия, которые пришлось выносить России — Союзу — снова России. Нужно будет подсчитать значение не только утраченного, но и цену самого бремени великой мировой державы, выяснить, чего стоила стране устрашающая роль на мировой сцене (да и на «региональной сцене» тоже) — та «слава, купленная кровью», которая тревожила основательные умы наших предков полтора столетия тому назад. Российская история показала, может быть, как никакая иная, что расширение границ и сфер влияния во вне чрезмерно расточительно для слабоорганизованного, малоэффективного общества».

    Тоска по державности снова заставила отправлять в дальние походы ракетоносцы. Отправляет на боевые дежурства к чужим берегам атомные подводные лодки с ядерными зарядами на борту. Эта тоска сродни той, которую испытывали немцы после поражения в Первой мировой войне. Униженные Версальским договором, они жаждали восстановить былую мощь и славу великой Германии. Был короткий период, когда казалось, что им это удалось.

    Трагическая судьба немецкого народа должна служить предостережением всем, кого мучают фантомные боли. Было бы неплохо помнить об этом и нам.

    Игорь Корольков

    Игорь Корольков
    Работал в «Комсомольской правде», «Известиях», «Российской газете» (1991 год), «Московских новостях». Специализировался на журналистских расследованиях. Лауреат премии Союза журналистов России и Академии свободной прессы.