Интервью с Юрием Рыжовым
Ну, это уже было все, это сгнил аппарат. Это был разгар 91-го года. До августа оставалось всего ничего. Вот так моя окончилась общественно-политическая деятельность. Потому что, когда Борис Николаевич стал — это 90-й год, вот мы летали к Бушу, я вскоре после этого полетел на свою конференцию в Аахен, в Германию, на свою, по свои делам, по динамике разреженного газа, и там из газет узнал, что Борис Николаевич ищет премьер-министра себе, и фигурируют там в немецких газетах несколько фамилий, в том числе моя. Когда я приехал, мне жена говорит: «Тебя разыскивают — Ельцин, БОЧАРОВМихаил Бочаров — народный депутат СССР, народный депутат РСФСР, член Межрегиональной депутатской группы и СИЛАЕВИван Силаев — заместитель председателя Совета министров СССР по машиностроению (1985 – 1990), председатель Совета министров РСФСР (1990 – 1991)». Вы не знаете, кто такой Бочаров, сейчас объясню. Бочаров был народным депутатом СССР, он каким-то там деревообделочным комбинатом командовал там, передовые формы организации социалистического производства у него были, он был прогрессивных экономических взглядов. Ну, а Силаев вы знаете, кто. Силаева я знал давно, поскольку я дело имел с Министерством авиационной промышленности. Это уж мой кормилец — хоть какое-нибудь оборудование приличное, чтобы сделать, студентов учить: ну, отдай мне от этого истребителя ноги или что-нибудь еще. А дальше происходит следующее. Я еще в тот же вечер позвонил Бочарову. А я очень любил «Кампари» тогда, его нигде не было. Я привез бутылку «Кампари». Прибежал Бочаров: «Ну, как ты, что?» Я говорю: «Я не пойду». Он обрадовался, выпил мое «Кампари» и уехал. Ну, я ему помогал. Потом утром я пошел к Силаеву, а он тогда был заместителем председателя Правительства СССР по машиностроению и сидел на площади Маяковского. Я пришел к нему и сказал: «Иван Степанович, ты знаешь, что тебя могут предложить, я считаю, что тебе надо соглашаться». — «А почему?» — «Ну, у вас плохие отношения с РЫЖКОВЫМНиколай Рыжков — председатель Совета министров СССР (1985 – 1990), с председателем Правительства. Ну, завтра он тебя поменяет, ну, и что — ты пойдешь в Министерстве авиационной промышленности будешь кого-то выселять? Иди, там посмотрим». Он колебался. Ну, все-таки так. А потом я поехал к Борису Николаевичу. Борис Николаевич сказал: «Я не то, что Горбачев, я буду на выбор предлагать кандидатуры, а не как одну... Но я хочу, чтоб были вы». Я говорю: «Я не пойду». — «Как так?..» — «Нет». — «Но все равно должен, выдвигать-то я должен?» — Я говорю: «Хорошо, давайте договоримся: только не по алфавиту. Будет Бочаров, потом Силаев, потом Рыжов». Он выполнил это обещание. На следующий день в зале заседаний Верховного Совета РСФСР он вел это дело. Значит, выдвинули сначала, значит, Бочарова. Бочаров — вот не помню, в какой последовательности,—- да, наверное, он выступил со своей программой. Она очень походила на «500 дней», была очень длинно расписана, он хорошо готовился, но слишком долго говорил. Потом выступил Силаев и сказал: «Я не очень готов к этому предложению, оно только возникло, но я готов честно работать на Российскую Федерацию». Потом вышел я и сказал, что я очень благодарю за доверие, но я думаю, что я могу больше пользы принести на деле, к которому я более способен и расположен. Так. Вечером я смотрел по телевизору эти кадры, Борис Николаевич, когда я стал отказываться, он сделал удивленное лицо. Вот так повернулся с трибуны, ну вот. А дальше — то, что было. Дальше были, значит, наши попытки реформировать экономику, в том числе военную, безуспешные. А дальше был путч. Уже до этого, уже до этого мне БУРБУЛИСГеннадий Бурбулис — государственный секретарь РСФСР/РФ (1991 – 1992) стал твердить, что Бориса Николаевича Силаев не очень устраивает, что он все-таки чисто советский министр, хоть и очень профессиональный, и что он опять хочет тебя тащить. Я говорю: «Скажи, что не пойду». Это было незадолго до путча. Ну, потом путч, а потом сразу...
Юрий Рыжов о предложении стать послом России во Франции
А, хороший эпизод, еще никак не связанный с прямой дипломатической деятельностью. Я — председатель Комитета Верховного Совета по науке, образованию и культуре. Это все равно, что ЮНЕСКО расшифровывается. Годичная сессия ЮНЕСКО начинается в Париже в октябре 91-го года. Путч в августе, Советский Союз существует. Я еду по долгу службы туда. Сижу, передо мной вывеска «USSR», этот ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЕТ В ЮНЕСКО ИСПАНЕЦЮрий Рыжов имеет в виду Федерико Сарагосу — генерального директора ЮНЕСКО (1987 – 1999), бывший министр иностранных дел, я всегда забываю фамилию, с детства забываю… Известный человек, он тогда командовал ЮНЕСКО. До этого я тоже меня когда-то ЕЛЮТИНВячеслав Елютин — министр высшего и среднего специального образования СССР (1954 – 1985) посылал в Женеву на сессию ЮНЕСКО с несколькими замминистрами республиканскими по образованию: белорусским, российским, украинским и я сбоку припека, ну, все потому, что я хоть немножко язык знаю. Да, тогда был М’БОУАмаду-Махтар М’Боу — генеральный директор ЮНЕСКО (1974 – 1987) — такой африканец, председатель ЮНЕСКО, второй раз я в ЮНЕСКО. День. В этот день приехал в Париж только что назначенный Горбачевым новый министр иностранных дел БОРИС ПАНКИНБорис Панкин — дипломат, министр иностранных дел СССР (август — ноябрь 1991 г.). А я его летом этого же года — 91-го — познакомился с ним. Я был в Чехословакии на каком-то странном сборище интернациональном, где были какие-то маленькие команды и из Америки, из Италии, и из России, и все. Значит, в большом зале таком в министерстве иностранных дел Чехословакии — и Егор Яковлев со мной был, этот первый замминистра иностранных дел СССР КВИЦИНСКИЙЮлий Квицинский — первый заместитель министра иностранных дел СССР (май — сентябрь 1991 г.), и ГЕОРГИЙ АРБАТОВГеоргий Арбатов — историк, академик РАН, директор Института США и Канады АН СССР/РАН (1967 – 1995), и я — вот такая странная команда. А Егор же долго работал в «Проблемах мира и социализма» в Праге, он всю ее знал, всех знал, он меня познакомил с послом в тогдашней Чехословакии Борисом Панкиным. Они друзья были, потому что Панкин когда-то был главным редактором «Комсомольской газеты», все журналюги были. А мы с Егором дружили очень с конца восьмидесятых, а потом и жили в соседних домах, он переехал на Староконюшенный переулок. Панкин приехал в Париж подписывать какие-то камбоджийские соглашения и должен был зачитать обращение господина Горбачева к ЮНЕСКО. Он плюхнулся на лавку рядом со мной — а мы уже дружили еще тогда, все, и выпили там, в посольстве все с Егором, без этого не обойдешься — плюхнулся и говорит: «Слушай, ты, может, здесь останешься послом, здесь посла отозвали». Я говорю: «Как, куда-то поехал, что ли?» — «Ну, в Англии?» Я говорю: «Подожди, вот посмотри, видишь, этот испанец идет из курилки, значит, тебя сейчас вызовут с твоим посланием. А тот курильщик заядлый был, все, там где-то за кулисы — кто-то выступает, а он выходит курить. Пошел Борис, зачитал трактат, пришел, говорит: «Ну как?». Я говорю: «Слушай..» — «Ну в Англию», — он тогда еще сказал. Я говорю: «Подожди, сейчас до Кубы дойдем». Я говорю: «Готовься к выступлению». Ну, он выступил, вернулся: «Ну как?» Я говорю: «Не знаю, никак. Никак». И я — он уехал, я вернулся в свою будущую резиденцию, не знал, что через пару месяцев я там буду жить. Меня поселили там с почетом — там квартира высокого гостя — как члена Президиума Верховного Совета СССР, когда-то за что-то считалось. Вечером, а, нет, днем там в другой квартире такой жил первый замминистра иностранных дел СССР ВЛАДИМИР ПЕТРОВСКИЙВладимир Петровский — заместитель министра иностранных дел СССР (1986 – 1991), заместитель генерального секретаря ООН (1991 – 1994), генеральный директор штаб-квартиры ООН в Женеве (1994 – 2002), который впоследствии был замом Генсекретаря ООН по Европе в Женеве, девяностые годы он все провел в Женеве. Володя Петровский, с женой они там в это время были. Ну, я пришел, они подали обед, мы пожевали, и я говорю: «А что это у тебя букет на кресле такой стоит?» — «Так ведь отозвали посла, он сегодня уезжает». Горбачев отозвал, потому что ДУБИНИН ЮРИЙ ВЛАДИМИРОВИЧЮрий Дубинин — посол СССР во Франции (1990 – 1991) себя с точки зрения Горбачева неправильно повел, МИТТЕРАНАФрансуа Миттеран — президент Франции (1981 – 1995) неправильно проинформировал, он велел его снять, а тот все никак не хотел уезжать, он сидел у себя. Опять, пользуясь неразберихой, можно было даже президента не слушать — не хочу уезжать и все. «Я, — говорит, — пойду с ним попрощаюсь». Там внутренним переходом как-то связаны эти квартиры. Володя ушел и очень быстро вернулся. Я говорю: «Что так быстро?» — «Он так обижен, что он со мной почти разговаривать не стал». Я говорю: «А букет?» — «Оставил я ему». И вот я рассказываю Петровскому предложение Панкина. Он говорит: «Соглашайся». Я говорю: «Да ты что!?».
Юрий Рыжов о втором предложении возглавить Правительство РСФСР
Вечером я взял почитать чего-то, газеты какие-то, устроился. А вот степень доверия к гостям посольства, советским чиновникам — в этих квартирах нет городского телефона. Нету. Городской телефон есть в проходной рядом с охраной на Гренелле и у посла в кабинете, в квартире. Больше нигде. В моей квартире только внутренний. Звонок вечером поздно: «Юрий Алексеевич, спускайтесь вниз к городскому телефону. Борис Николаевич вас». Я спускаюсь. Это было примерно двадцатое, ну, двадцать второе — двадцать третье октября девяносто первого года. Я спускаюсь, беру трубку: «Борис Николаевич с вами говорит…» — «Приезжайте срочно, берите Правительство», все такое прочее. Я говорю: я приеду срочно, Правительство я не возьму.
Но дело в том, что все те годы, когда существовал и Ельцин, и Горбачев, оба включили меня в состав своих так называемых Президентских советов. Я был одновременно и у Горбачева, и у Ельцина, причем это было известно и тому, и другому, сами позвали, я не отказался. Мне было интересно: может, какую-то пользу принесу в этих советах. И у Ельцина я был до самого 99-го года, числился в совете. Там немножко менялось название — то консультативный, то еще какой-то, но каждый раз я оказывался в этом совете. А, возвращаясь обратно, значит, после этого телефонного разговора в Париже я приехал в Белый дом, туда на заседание Совета президентского, ельцинского. Значит, там, значит, говорят, что он там вроде Рыжова, а Ельцин говорит: «А Рыжов отказывается». И вот часа полтора идет обсуждение. Сегодня день рождения Славы — СЛАВЫ ФЕДОРОВАСвятослав Федоров — народный депутат СССР (1989 – 1991), член Межрегиональной депутатской группы, директор МНТК «Микрохирургия глаза», офтальмолога — он был членом Совета. У него была своя модель экономическая, которую он разыгрывал в этом своем центре глазных болезней, или хирургии глаза. Он предлагал себя и свою модель. Но ни до чего не договорились. И разошлись. Под конец я сказал: «Борис Николаевич, не надо затыкаться на «обязательно сейчас премьером». Возьмите на время руководство Правительством на себя, на президента. А там не спеша разберемся». Ну, они на меня напустились: «Ты что делаешь, это ж ответственность за экономику. Это значит, он будет терять популярность, потому что с экономикой в один день не справишься». Ну что сказал, то сказал. Разошлись. А на следующий день — по-моему, это был мой день рождения. Это сегодня у Славы Федорова день рождения. Был день рождения, и я пошел в зал заседаний Верховного Совета РСФСР в Кремле. А он заседал в том зале, где когда-то все съезды партии проходили. Длинная кишка, его сейчас нет, его снесли, восстановили какие-то палаты там. Ну, идет заседание, ведет ХАСБУЛАТОВРуслан Хасбулатов — председатель Верховного Совета РСФСР/РФ (1991 – 1993). Ельцин — президент РСФСР. И Ельцин берет слово и говорит, представляет вопрос о Правительстве, что «пока я беру на себя руководство Правительством». Со мной рядом сидят КОЗЫРЕВАндрей Козырев — министр иностранных дел РСФСР/РФ (1990 – 1996), министр иностранных дел, и Гена Бурбулис. Он меня локтем: «Ты научил». Я говорю: «Ты соображаешь, что говоришь — ты научил. Ты его знаешь лучше меня. Кто его может чему-то научить, кроме того, что он сам для себя решил. У него такое чутье что…». Отвязался от меня Бурбулис, но до сих пор вспоминает мне. Вот так вот стало это все.
Юрий Рыжов о формировании правительства Егора Гайдара
И после этого Гена Бурбулис стал подбирать кадры гайдаровского Правительства. Гайдаровское Правительство в исходном состоянии под руководством ГАЙДАРАЕгор Гайдар — заместитель, затем первый заместитель председателя Правительства РФ (1991 – 1992), и.о. премьер-министра РФ (июнь — декабрь 1992 г.), автор российской экономической реформы просуществовало очень недолго. Оно сделало сильнейший ход. Тут есть свои ошибки, и обвинения могут быть, его очень многие ненавидят, и все, но он сделал самый главный ход: он спас от гражданской войны — раз, и от голодной гражданской войны — вот это точно. А вот так, как раскрали потом государственную собственность — это, собственно, Гайдар и не мог этого предотвратить, потому что тут есть два момента. Для функционирования нормального государства нужно: первое — свободная политическая система, ответственная политическая система — прозрачная и так далее. И нужна свободная экономика, или как сказать, разнообразная экономика — с государственным сектором, общественным сектором, частным сектором, хорошо регулируемая законами при нормальном функционировании законодательной, исполнительной и судебной власти. Это значит, применительно к власти, что должен был защищен быть человек — законом, силовыми структурами защищен. Вот этого не удалось сделать и до сих пор не удалось. Освободить экономику освободили, но при таком отношении к защите прав граждан другой экономики мы не могли иметь. И когда я вернулся из Парижа, там выступал в 99-м году где-то в этой книжке Московской мэрии, там, кто-то, по-моему, АРКАДИЙ МУРАШЕВАркадий Мурашев — народный депутат СССР, член Межрегиональной депутатской группы (1989 – 1991), начальник ГУВД Москвы (1991 – 1992), депутат Госдумы РФ (1993 – 1995) чего-то вел, я посидел, послушал, о чем они здесь говорят, я давно не был в Москве, я вышел и сказал: «Ребята, вот есть две компоненты, поскольку гражданская политическая компонента не решена, мы имеем ту политическую систему, которую имеем, и ту экономическую систему, которую имеем. А без этого никуда не уедешь».
Значит, откуда я перепрыгнул на эту концепцию всякие. Сейчас. А, ну да. Вот стал Бурбулис формировать гайдаровское Правительство. А Ельцин знал, что Верховный Совет не утвердит это Правительство. Гайдара не утвердит. А Правительство он может назначать сам. Бурбулис приглашал меня часто в Белый дом показать некоторых новых кандидатов. Я их всех их видел. Так я познакомился со многими новыми людьми, кроме ЧУБАЙСААнатолий Чубайс — председатель Госкомимущества РСФСР/РФ (1991 – 1994), автор российской модели приватизации, первый вице-премьер Правительства РФ (1994 – 1996, 1997 – 1998), руководитель Администрации президента РФ (1996 – 1997). Чубайс переехал из Петербурга в Москву, уже когда я был в Париже. С Чубайсом я познакомился, когда он приезжал как вице-премьер переговорщик по долгам ПАРИЖСКОГО КЛУБАПарижский клуб — неофициальная международная организация стран-кредиторов, созданная в 1956 г. для урегулирования вопросов, связанных с долговыми обязательствами стран-заемщиков. Все они там у меня перебывали.
Ну все, жизнь пошла свои чередом. Встречает меня Горбачев. Был момент такой, что в этом зале, где Верховный Совет заседал, где театр был когда-то и там вот в этом зале я первый раз собрал группу, которая стала потом Межрегиональная, а потом я там два года протирал штаны в зале заседаний Верховного Совета. Нет, нет, сейчас соскользнул. Был момент, когда кабинеты Горбачева и Ельцина были в одном зале. Встречает меня Горбачев: «Ты правда Панкину дал согласие ехать послом?» Я говорю: «Надо думать». — «Чего там думать?» — «Ну, хорошо, я говорю, сейчас пойду с Борисом Николаевичем поговорю, я вам потом скажу». Пошел к Борису Николаевичу и говорю: «Вот так и так». — «Ну что ж, не хотите на новую Россию работать — пожалуйста, поезжайте». Несколько обижен. Он корректен был до бесконечности. Со мной точно. И вообще вот точно — никогда ни одного матерного слова, и даже когда при нем кто-то чуть-чуть, матухнется, он кривился. Видимо, что-то старообрядческое было в семье — мне почему-то кажется, в воспитании еще в раннем. Что-то вм нем было такое. И ни с кем при мне, например, точно, ни с кем на «ты» кроме своих родных и близких. Ни с кем. Всегда на «вы», что бы там ни говорили. Вот что-то, повторяю, в нем были какие-то такие этические тормоза. Это точно.
Ну, и поехали дальше. Значит. Я пошел опять к Горбачеву, говорю: «Ладно, я поеду». Это был уже ноябрь месяц или что-то в этом роде. Уже работало, начинало работать Правительство Гайдара. Тут же оформляют мне указы, два горбачевских указа: указ о присвоении ранга чрезвычайного и полномочного посла и указ о назначении послом СССР во Францию. Уже согласовано с Роланом ДюмаРолан Дюма — министр иностранных дел Франции (1988 – 1993), министром иностранных дел митеррановским, все. Начинается декабрь, начало декабря. Практически рухнул Советский Союз, в первых числах декабря. Ну, все кончилось, кранты. Я еду в МАИ, работаю себе на прежней работе в Московском авиационном институте. Перед самым Новым годом меня вызывает Борис Николаевич: «Вот вы давали же Горбачеву согласие ехать послом в Париж?» — «Ну да, я же вам сказал». — «Так вот у меня в самом начале февраля (а это начало декабря) официальный визит во Францию как президента России, и там нет посла. И вы согласны поехать?» Я говорю: «Да, конечно поеду». Тут же издается третий указ — Ельцина, уже президента России о назначении меня послом России, а не СССР во Францию. И в самых первых числах января я улетаю в Париж. Сначала один. Там в одностороннем порядке я вручаю верительную грамоту Миттерану, там на картинках есть это. Картинка там с ШиракомЖак Ширак — мэр Парижа (1977 – 1995), президент Франции (1995 – 2007), с Митерраном — все это есть. Возвращаюсь обратно. Забираю жену и двух внуков из четырех — старших двух, потому что здесь жрать им было совсем нечего, и родители с ними мучились, а этих я забрал туда. И они там со мной прожили и даже заговорили по-французски очень быстро, потому что они учились в посольской школе и во французской школе, а им было там 7-9 лет, вот так. Вот такого порядка. Они очень быстро залопотали. Вот и вся польза для них была. Ну, сыты были.
Ну, и поехали дальше. Значит. Я пошел опять к Горбачеву, говорю: «Ладно, я поеду». Это был уже ноябрь месяц или что-то в этом роде. Уже работало, начинало работать Правительство Гайдара. Тут же оформляют мне указы, два горбачевских указа: указ о присвоении ранга чрезвычайного и полномочного посла и указ о назначении послом СССР во Францию. Уже согласовано с Роланом ДюмаРолан Дюма — министр иностранных дел Франции (1988 – 1993), министром иностранных дел митеррановским, все. Начинается декабрь, начало декабря. Практически рухнул Советский Союз, в первых числах декабря. Ну, все кончилось, кранты. Я еду в МАИ, работаю себе на прежней работе в Московском авиационном институте. Перед самым Новым годом меня вызывает Борис Николаевич: «Вот вы давали же Горбачеву согласие ехать послом в Париж?» — «Ну да, я же вам сказал». — «Так вот у меня в самом начале февраля (а это начало декабря) официальный визит во Францию как президента России, и там нет посла. И вы согласны поехать?» Я говорю: «Да, конечно поеду». Тут же издается третий указ — Ельцина, уже президента России о назначении меня послом России, а не СССР во Францию. И в самых первых числах января я улетаю в Париж. Сначала один. Там в одностороннем порядке я вручаю верительную грамоту Миттерану, там на картинках есть это. Картинка там с ШиракомЖак Ширак — мэр Парижа (1977 – 1995), президент Франции (1995 – 2007), с Митерраном — все это есть. Возвращаюсь обратно. Забираю жену и двух внуков из четырех — старших двух, потому что здесь жрать им было совсем нечего, и родители с ними мучились, а этих я забрал туда. И они там со мной прожили и даже заговорили по-французски очень быстро, потому что они учились в посольской школе и во французской школе, а им было там 7-9 лет, вот так. Вот такого порядка. Они очень быстро залопотали. Вот и вся польза для них была. Ну, сыты были.
Юрий Рыжов об официальном визите Бориса Ельцина во Францию
А дальше — а дальше начинается визит. Аппарат посольства очень квалифицированный — там потрясающе квалифицированные люди. Поэтому они знают все процедуры, подготовку, все они подготовились, сделали. Я им, естественно, не мешал, но и не помогал, конечно, тоже. Ну все свои ритуальные обязанности я выполнил — визит успешно прошел. Со всей командой Ельцин приехал. Там и Гайдар, и Паша ГрачевПавел Грачев — председатель Госкомитета РСФСР/РФ по оборонным вопросам (1991 – 1992), министр обороны РФ (1992 – 1996) , и Бурбулис — все. Встреча с Митерраном и встреча с мэром Парижа Жаком Шираком. В Версале почему-то Ельцин поселился. Не стал селиться ни в резиденции, ни в гостинице — нигде. В Версале. Ну, я приехал туда, значит, а Ширак, по-моему, Козырев, я и Борис Николаевич за небольшим таким стеклянным столиком идет беседа. По-моему, у них сразу друг к другу какая-то симпатия возникла между ними — я убедился в этом уже потом, немного позже. Поговорили. Так я познакомился с Жаком Шираком. Это был февраль месяц. Моя фотография первая — у меня масса фотографий с Шираком во всех его ипостасях, и все они им подписаны его жутким почерком, который я потом научился читать. Вот первая такая снята в мэрии Парижа летом 92-го года, то есть с февраля прошло несколько месяцев. Значит, мы стоим в светлых пиджаках и брюках, потому что жара какая-то, в шикарных каких-то аудиториях, но сразу видно, что мы друзья — не разлей вода. Вот так оно и шло. И закончилось это тем, что через 7 лет в январе 99-го года он пригласил нас с женой в Елисейский дворец ровно за день до окончательного отъезда, побеседовали часочек. Потом он повесил мне орден Grand Officier de la Légion d’Honneur — это Большой офицер Почетного Легиона. Сказал, что это там у них четыре степени, эта — сверху вторая, третья снизу. Навесил мне сюда и сюда такую на печень звезду серебряную здоровую. Расцеловались, разошлись и уехали. Все. Потом он мне прислал через посольство альбом хороший президентский — все фотографии этой встречи — там их десятки во всех фазах. Изъяли только — там снимали — поцелуи; поцелуев не было ни моих с ним, ни его с Рэмкой, с женой, все осталось в архивах Елисейского дворца. А все остальное все дружеское очень. Потом, когда он приезжал сюда, в посольство иногда приглашал, я с ним виделся. А в промежутках — у него же был визит в Россию — сейчас скажу, в седьмом году, девяносто седьмом году, это было восемьсот пятьдесят лет Москвы тогда. Тогда его утащил еще Лужков на эту Манежную площадь переоборудованную, потом церковь отдали католикам наконец-то, против чего возражало ФСБ и КГБ всю дорогу, а потом он поехал, я провожал его туда, в Питер. Он ходил в эту библиотеку, где екатерининско-вольтеровская переписка была. Он там полтора дня пробыл.
Значит, август 91-го. То ли в пятницу, то ли в субботу накануне мы с женой вернулись из отпуска. Двухнедельного. У нас, мы когда-то купили кем-то сделанный сарай на шести сотках — участки московского авиационного института. Там было двести участков, в шестидесятых годах строили, а где-то, когда первые внуки появились, и негде было их держать, кто-то продавал там, и мы купили самоделку такую. Вот. Я одного внука забрал оттуда, а другого из Малаховки от другой бабки — там живет в Малаховке мать мужа моей старшей дочери. Я их забрал в воскресенье и привез в Жуковский на воздушный парад 18-го августа. Ну, там такая виповская терраса была, они там что-то подъели, бутерброды были какие-то с колбасой. Ну и самолеты посмотрели, потому что там весь ареопаг, все герои Советского Союза, герои соцтруда, генеральные конструктора и ЖириновскийВладимир Жириновский — основатель и председатель Либерально-демократической партии России (ЛДПР), участник пяти президентских кампаний ! Я спрашиваю начальника ЦАГИ: «Этот-то откуда?». — «Позвонил в партком, попросил разрешения присутствовать». Ну поприсутствуй. Вел себя скромно, тихо, так оглядывался. Парад. Все хорошо, Квочер летал уже после того, как он тяжелое катапультирование пережил весной этого же года в Ле Бурже, когда катапультировался с малой высоты, когда разбилась машина в Ле Бурже его. Он блестящий летчик-испытатель. И уже оклемался, видно, позвоночник привел в порядок. Показал потрясающий пилотаж. «Витязи» были, потом Ил-76 гасил пожар над Москва-рекой, там поливал водой. Все шло путем. Я их забираю, этих обжор, и развожу по дороге сначала в Малаховку, потом под Истру туда на маевский участок и возвращаюсь в пустую квартиру на Арбат вечером поздно 18-го числа. Звоню, а я уж накануне звонил Эдуарду Ивановичу, моему водителю от Верховного Совета. У меня было два водителя в Верховном Совете и один водитель в МАИ. А в основном я всегда сам за рулем. Есть у нас такая мания величия, что я за рулем должен. Не за баранкой, а за рулем.
Короче говоря, утром я встал, телевизор, радио не включал, яичницу нажарил. Эдуарду Ивановичу сказал, чтобы он часам к полдесятого приехал на Староконюшенный. И говорю: «Эдуард Иванович, вот поедем сейчас сначала в Белый дом заедем, у Бурбулиса спрошу, что тут за эти две недели происходит, а потом в МАИ, посмотрим, как там порядок ли в танковых войсках». Ну, уже по дороге становится что-то не так. Ясно, что-то происходит. И Эдуард Иванович уже что-то там по дороге, то ли по радио в машине начал понимать. Ну, вот, приехали прямо к подъезду этого Белого дома туда. Еще народу не видно особенно. Я поднимаюсь в приемную Бурбулиса, там сидит парень, я его хорошо знаю. Говорю: «Где Бурбулис?» — «А они все в Архангельском». Там дачи такие Архангельские РСФСРовские дачи у них была, еще когда Ельцин был председателем Президиума Верховного Совета РСФСР. Там Бурбулис тоже жил. Там такие казенные советские дачи с тяжелой дубовой мебелью, казенные. Короче говоря, я говорю: «Соедини меня с Бурбулисом». Он звонит. Геннадий берет трубку. Я говорю: «Ген, ну что там у вас?» — «Стой, Борис Николаевич требует телефонную трубку». «Мы сейчас — я, Силаев, Хасбулатов заканчиваем воззвание. Собирайте народ — журналистов, кого угодно в Белом доме, мы сейчас приедем». Я говорю: «Борис Николаевич, уже вот из окон рассказывают, что уже техника бродит и все остальное, вас не пустят, говорят, войска уже где-то есть. Слухи ходят». — «Нет, мы приедем». — «Давайте, — я говорю, — магнитофон. Я сейчас запишу, и запустим все» — «Нет. Мы приедем». И приехали. Приехали в одиннадцать с чем-то часов, я не помню. Там какой-то один из залов в этом Белом доме, он довольно большой, но не сильно. Забит уже народом, потому что я дал команду собирать кого можно. То есть я командовал там до их приезда. Вот. Собрали народ. Выпустили там — эстрадка такая, занавесочка — может, там когда какие-то спектакли, кино показывали в этом зале. Мы вышли, сначала Силаева выпустили вперед, он зачитывает воззвание, а мы стоим за спиной: Хасбулатов, Бурбулис, я, Борис Николаевич. Значит, Силаев закончил зачитывание. Тогда Борис Николаевич вышел так вперед и сказал: «А теперь разбегайтесь и разносите все». И мы пошли из этого зала внутрь. Борис Николаевич спрашивает: «Вот интересно, — говорит, — иностранные посольства здесь как-то представлены?» Я говорю: «Я единственно видел венгерского посла, которого я знал, Шандор, забыл фамилию. Сейчас я его спрошу». Я спросил Шандора, поймал его там. Он говорит: «Да, — говорит, — были тут и журналисты иностранные, и представители ряда посольств». Ну, я успокоил Бориса Николаевича.
Ну, а потом пошла рутина. Потом вот стояли там танки — нет, там жарко тогда еще было. Я помню, я на подоконнике где-то стоял, и там кричали, мы с Силаевым седые оба, и показывают на меня, кричат: «Силаев!»
А днем произошло еще одно событие. Вот на этой фотографии — вот здесь — есть Николай ВоронцовНиколай Воронцов — руководитель Госкомитета СССР по охране природы (1989 – 1991), министр экологии и природопользования СССР (апрель — ноябрь 1991 г.) — в тот момент министр экологии СССР. Замечательный совершенно человек, генетик, высокого класса ученый. Он был членом моего комитета по науке, образованию и культуре как народный депутат. И однажды он ко мне подошел и сказал: «Алексеич, Горбачев предлагает мне пост министра экологии». Я говорю: «Соглашайся». — «А зачем? Тогда флажок придется…». — «Тебе что, нужен этот флажок? Ты будешь первый беспартийный министр Советского Союза. Первый!» Он согласился. Он демократ был. К сожалению, он рано очень умер. У него замечательная вдова, очень умная хорошая женщина. Потом он приезжал ко мне в Париж уже в качестве борца против испытания французского ядерного оружия на атолле Моруа. Они туда плавали, их там задерживали, интернировали. Здесь в Париже он жил в каких-то хипповых таких бывших производственных помещениях, где вот эта вся международная команда борцов с атомным оружием. Так вот, Николай Николаевич появился в Белом доме утром тогда же. Потом разнесся слух, что Шеварднадзе ищет меня где-то в Москве. Ну, вроде сейчас делать тут нечего, народа все больше и больше нарастает, я говорю «Николай Николаевич…», а у него машина, я свою потерял на фиг. У меня машина, мобильников тогда не было. Волга черная. Я говорю: «Отвези. Поехали, к Шеварднадзе поедем». Сначала нам дали адрес гостиницы «Минск», там сказали, что он переехал в Лялин переулок. Мы приехали к Шеварднадзе в Лялин переулок, там небольшое помещеньице какое-то набито телекамерами всех мастей и народов, и Эдуард Амвросиевич что-то им вещает. Он тут же заставил вещать нас на все эти, мы отстрелялись, отговорились. И потом я говорю: «Николай Николаевич, отвези меня». Он ехал на заседание Совета министров СССР как министр. Практически последнее заседание. Он меня высадил на площади Ногина. Я на метро на Красную Пресню и там уже через толпу меня как нож в масло, там уже Рыжова знали, кричали: «Рыжов, пропустить» и вернулся туда.Ну, а потом пошла рутина. Потом вот стояли там танки — нет, там жарко тогда еще было. Я помню, я на подоконнике где-то стоял, и там кричали, мы с Силаевым седые оба, и показывают на меня, кричат: «Силаев!»
Если кто видел кадры, когда после приезда из Фороса через день Борис Ельцин и Михаил Горбачев в зале Верховного Совета РСФСР в Белом доме, и Ельцин зачитывает конспект, который написал Коля Воронцов как участник последнего заседания Правительства, все про них, и требует от Горбачева, чтобы этих мерзавцев, предателей — раз, второе: запретить КПСС — два, и категорические требования все выполняются. Ситуация беспроигрышная у Бориса Николаевича.
Вот я не помню, когда же это было. По-моему, в этом же зале мы почему-то сидели, сбоку у нас, и появился Гришка ЯвлинскийГригорий Явлинский — экономист, заместитель председателя Совета министров РСФСР (1990), соавтор программы экономических реформ «500 дней», основатель партии «Яблоко» — Григорий Алексеевич Явлинский и сказал, что застрелился Пуго, и что он был там уже со следственной комиссией. Ну, вот это все так было сумбурно. Ну, вот, потом меня просили пройти посмотреть, могут ли на верхней площадке вертолет посадить ГКЧПисты. Я сказал: «Только самоубийцы там могут сажать вертолеты, абсолютно». Потом меня попросили коротковолновики, маевские коротковолновики, подняться туда, там уже пешком надо подняться наверх, и они вещали на коротких волнах. Я что-то тоже говорил. Потом у меня «Свобода» чего-то взяла. Оттуда жена узнала, что я в Белом доме и даю интервью «Свободе». Успокоилась — там. Вот так первый день закончился.
Вот я не помню, когда же это было. По-моему, в этом же зале мы почему-то сидели, сбоку у нас, и появился Гришка ЯвлинскийГригорий Явлинский — экономист, заместитель председателя Совета министров РСФСР (1990), соавтор программы экономических реформ «500 дней», основатель партии «Яблоко» — Григорий Алексеевич Явлинский и сказал, что застрелился Пуго, и что он был там уже со следственной комиссией. Ну, вот это все так было сумбурно. Ну, вот, потом меня просили пройти посмотреть, могут ли на верхней площадке вертолет посадить ГКЧПисты. Я сказал: «Только самоубийцы там могут сажать вертолеты, абсолютно». Потом меня попросили коротковолновики, маевские коротковолновики, подняться туда, там уже пешком надо подняться наверх, и они вещали на коротких волнах. Я что-то тоже говорил. Потом у меня «Свобода» чего-то взяла. Оттуда жена узнала, что я в Белом доме и даю интервью «Свободе». Успокоилась — там. Вот так первый день закончился.
Юрий Рыжов о втором и третьем днях путча
А второй день начался вроде тревожно несколько. Чем ближе к вечеру, тем тревожнее. Я никогда всерьез не относился к этому делу. Вот странное дело. То ли интуиция, то ли слабый анализ. Я считал, что все захлебнется, ни черта не будет, хотя другие говорили: «Ты что, еще секунда, и все было бы наоборот». Вечером уже темно, там толпа вот со стороны Павлика Морозова, парка. Видно, через толпу прорезается, как кто-то идет, и его подсвечивают телевизионные камеры с фонарем, снимают. И вот слышно в открытые окна «Шеварднадзе идет!» Шеварднадзе, мне говорят, он вас опять ищет. Это уже второй день. Я прихожу там в один из кабинетов, который мне указали, говорю: «Эдуард Амвросиевич, зачем вы приехали?» — «Нэ могу иначе». — Я говорю: «Уходите отсюда. Тут мало ли что может быть. Что вам здесь?» — в общем, через какое-то время спровадили. А потом Гена мне сказал, что звонил Крючков, или он разговаривал с Крючковым, и что Крючков сказал: «Можете спать спокойно, штурма не будет». А до этого тоже РуцкойАлександр Руцкой — вице-президент РСФСР/РФ (1991 – 1993) панику навел по громкой связи, он говорил, чтобы люди, которые с тыльной стороны стояли, чтобы они отошли на 50 метров от этого. Там некуда отойти на 50 м, во-первых. Во-вторых, велел… Вот тут меня взорвало. Внутренние коридоры Белого дома не имеют окон. Они все внутренние, окна только когда в кабинет войдешь. Путано жутко, геометрия. «Погасить свет в коридорах!» Я говорю: «Что вы делаете? Ведь оружие раздавали. Когда я приехал, майор ЛопатинВладимир Лопатин — народный депутат СССР (1989 – 1991), заместитель председателя Госкомитета РСФСР/РФ по оборонным вопросам (1991 – 1992) такой был. Сейчас вот известный юрист, а тогда нардеп был популярный, Володя Лопатин, он мне тоже предлагал оружие. Я отказался, говорю: «Я левша, мне эта штука не под ту сторону, что это?». А сначала даже взял, потом отдал обратно. Кто-то взял. Погасить в коридоре — вот сейчас какая-то провокация или кто-то сбрендит, и перестреляют друг друга в этих темных коридорах. Зажгли свет. Потом я был там в кабинете одного генерала, которого я знал, он командовал войсками связи Советского Союза. Известный генерал, по-моему, генерал-полковник он был, ну вроде как замминистра обороны по войскам связи. Я до этого был с ним в НАТО в Брюсселе, первый раз нас пустили в НАТО. Зачем ездил — не знаю. Смутное время: куда ты едешь, зачем ты туда едешь, что ты там делал — забыл на следующий день. Ну вот. И я пришел к этому генералу где-то около четырех. Я говорю: «Все, ничего не будет, уже светает. Все». Тогда он вызывает полковников каких-то из своих предбанников, достает вот такую бутылку столичной водки с ручкой такую здоровую-здоровую и им. Они ему: «А вы? А вы?» Я говорю: «Я — нет», он говорит: «Я тоже нет». Ну вот, я поплелся домой. Дождичек шел. Перехожу туннелем. Реечки такие лежат, кровь, и цветы уже кто-то положил. Ну, я приплелся домой. Все. А на следующее утро мы уже праздновали все на том балконе, который выходит на Павлика Морозова. Там Ельцин выступает, КоржаковАлександр Коржаков — начальник Службы безопасности президента РСФСР/РФ (1991 – 1996) перед ним бронежилет держит, который ни от чего не защитит никогда. Там и Бурбулис, и я там топчусь. Куча народу на этом балконе. Ну, у победы всегда очень много сторонников. Все. Пришел домой. Позвонил Эдуарду Ивановичу, говорю: «Эдуард Иванович, поехали в Холмы». Я обещал в среду приехать, я в среду приехал. Вот и кончился мой август 91-го года.
