Ельцин Центр

Вы понимаете, причины были разные. Во-первых, надо было учитывать в последнее время состояние его здоровья. Он не мог сидеть и... он вообще человек конкретный, он не мог проводить совещания по три-четыре часа, разводить. Он говорил: да-да-да, нет — идите, готовьте другое. А потом составлялся график, который мы согласовывали с партнерами: условно час беседы — час проходит, они сидят. Я знаю, что он человек очень точный, он всегда понимал: заваливаю это мероприятие — летит то, и это, как говорится, домино, сразу сваливается. Он очень прекрасно это понимал. И он был уникальный. Он меня называет в своих книгах хронометром, а я называю его хронометром. Он четкий был до… Я сам поражался. Самое главное, он никогда не, самое главное, он никогда не понимал, почему человек опаздывает. Он, бывало, возьмет меня и начинает: «Владимир Николаевич, наверное, его где-то там тормознули, наверное, машину ему не вовремя дали, может быть, это не так». Я говорю: «Борис Николаевич, да все продумано». — «Он что, разгильдяй?» Я говорю: «Ну, не знаю». И он спрашивал. Он, например, не мог понять: мы приехали, уже второй визит был, в Чеккерсе, под Лондоном, была встреча с МейджоромДжон Мейджор — премьер-министр Великобритании (1990 – 1997) и на этой встрече присутствовала Принцесса АннаПринцесса Анна — единственная дочь королевы Великобритании Елизаветы II. Ну, условно, 19 часов, надо начинать  встречу — нет ее. Пять минут, десять... А духотища была, помещение маленькое, все в смокингах — королевская семья же там должна... Ой, мама миа. Он меня подзывает: «Где?» Я говорю: «Борис Николаевич, не знаю». — «Как это ты не знаешь?». Ну, я уж своих ребят туда-сюда, говорю: «Ребят, что случилось?»  — «Что-то случилось на дороге». Но что — сказать тоже не могут, англичане не говорят. В общем, полчаса ее не было. Он ходит вот как кот на цепи, он рвет себя и не может понять, что случилось, что может быть у нее в душе пренебрежение: ну, подумаешь, подождет, я же эта. А когда она зашла вся такая, говорит: «Борис Николаевич, извини, ради бога». — «А что случилось?» А он уже знал, я-то ему шепнул. «Ехала, нарушили скорость, полицейский остановил — сама за рулем». Пока он там ее, протокол, туда-сюда — время потеряно. Он расхохотался, у них прошел прекрасный вечер, они не расставались, как лучшие друзья. Он понял, что бывают такие вот... Вы знаете, он не злопамятный, он очень такой какой-то был... ужасно душевный. Он моментально сразу понимал, если только ему правильно скажешь. Если его нагнетать, как некоторые нагнетали, я не буду это обсуждать, он, конечно, мог позаводиться. А то еще переспросит: «Что, действительно так?» — «Да нет, Борис Николаевич, это наносное...» И он соглашался. Он даже по семье: ценности семьи для него были, наверное, пожалуй... Он, конечно, хозяин, все там, поехали, все... Он дома, вот выезжаем на выезд из Москвы, я приезжал в резиденцию, ну, едем. Условно 9. 9:05 — это уже все, поехали. Я говорю: «Наина ИосифовнаНаина Ельцина — супруга Бориса Ельцина...» — «Догонит». Понимаете, он был ужасно пунктуальный. Многие сейчас говорят, вспоминают — конечно, в то время и машин в Москве было поменьше, да, все это было. Но был порядок, и его на дороге любили, любили эти вот сегодняшние полицейские, гаишники, потому что знали, что если Борис Николаевич дал команду взять машины, через две минуты эти машины тронутся, он уже стоит, гаишник, просчитывает: через две минуты тронется. И с дачи до трассы там, условно, три-четыре минуты — ага, шесть минут. Все — шесть минут гаишник имел на зачистку, и он знал, что именно через шесть минут он появится на трассе. И как только он проезжал... вот я в другой машине ездил, а мне ребята-охранники... как только проедет, голову повернет: «Трассу-то открывайте!» И тут же трассу открывали, поэтому задержки были очень маленькие. 

 

- Как был устроен институт помощников президента во время первого срока правления Бориса Ельцина?

Вы знаете, была первая команда, команда, сформированная из разных, как говорится, направлений. К нему пришли ребята, будем так уж говорить, ну, самый близкий был, я не буду называть близким, потому что я не знаю, насколько он был близок в семье, но с ним проработал долгое время Виктор Васильевич Илюшин, потом московский период — Суханов ЛевЛев Суханов — помощник председателя Верховного Совета РСФСР (1990 – 1991), помощник президента РФ (1991 – 1997), который взял его, как говорится, и сделал все, чтобы у Бориса Николаевича сложилось, когда он был в Госстрое, когда он был под опалой, Лева, конечно, взял на себя роль и организатора его работы, и организатора его поездок, они там ездили, ничего не скажешь. И потом вот помощники два были по московскому горкому партии, политические, будем говорить, это Корабельщиков Анатолий Анатолий Корабельщиков — помощник президента РФ (1991 – 1998) был и СеменченкоВалерий Семенченко — заведующий Канцелярией президента РФ (1992 – 1996). А остальные ребята — это, как говорится, пришли вот люди... Тот же СатаровГеоргий Сатаров — публицист, политолог, социолог. Помощник президента РФ (1994 – 1997), тот же КрасновМихаил Краснов — доктор юридических наук, помощник президента РФ по правовым вопросам (1995 – 1998) — они специалисты своего дела. Потом подтянулся БатуринЮрий Батурин — юрист, космонавт, помощник президента РФ (1993 – 1998). Довольно интересный сам по себе, довольно интересный очень с точки зрения журналистики, я бы даже не сказал журналистики, а такого мастера пера, Слава КостиковВячеслав Костиков — дипломат, журналист, пресс-секретарь президента РФ (1992 – 1994). Это был период, знаете, собирались. Обсуждали каждую мелочь, доносили ему, он их выслушивал. Потом этот Совет при президенте, а какие глыбы-то входили, ребят! Это ЛихачевДмитрий Лихачев — филолог, искусствовед, академик АН СССР, председатель Советского, затем Российского фонда культуры (1986 – 1993), народный депутат СССР, это вообще-то у нас был РыжовЮрий Рыжов — ученый, инженер, дипломат, академик РАН, академик, это наш этот писатель, господи, с Иркутска... АстафьевВиктор Астафьев — писатель, народный депутат СССР. Ну, я уж не говорю БасилашвилиОлег Басилашвили — актер, народный депутат СССР, ребята такие вот, которые... Вы знаете, он мне временами мне говорил: «Слушай, у нас Совет, да? Ну, опять рубашку хоть выжимай». Они ему говорили все. Это шел откровенный разговор, это был тяжелейший временами, с чем-то не соглашались, но каждого из них он очень ценил. И это действительно нужно было видеть, эти советы. Он прислушивался. Он мог как-то внутри где-то не соглашаться, но он поддерживал идею. И в трудный момент — я никогда не забуду, когда момент стал, вы помните, такой был момент у нас, организовывать участие Бориса Николаевича в захоронении царской семьи. Ну, раздрай: одни говорят «да», другие «нет», Церковь тоже ни туда, ни сюда. Он — к Лихачеву; долго они обсуждали, не один день, не то что тот сказал: «Да, давай». И вот он говорит: «Борис Николаевич, будет правильно». И он мне говорит: «Владимир Николаевич, выезжай, начинай подготовку». И я считаю, что это правильно было сделано, мудро было сделано — получив совет от мудрого человека, это не его самостоятельное решение было. Так же как не его самостоятельное решение — снести в Екатеринбурге, он бы никогда сам не снес, но я знал, как принимались решения ЦК партии: вот вам два часа (ну, это я утрирую), вот вам три дня — давайте, думайте. Это ж не его инициатива, что я снесуДом ИпатьеваДом Ипатьева — частный дом в Екатеринбурге (Свердловске), в подвале которого в 1918 г. были расстреляны Николай II, его семья и прислуга. Снесен в 1977 г.. Вы знаете, эти моменты присутствовали всегда.       

 

 - Вы начали руководить Службой протокола президента РФ в 1992 г. Как на вашей работе отражалось состояние экономики страны?

Понимаете, мы считали каждую копейку. Управляющий делами говорит: денег-то нету, надо просить в Минфине. А любая поездка — это два-три самолета, это сопровождающие лица, это гостиницы. Правда, у меня уже немножко был из союзных времен, мне во время Союза тоже достался период, когда нужно было считать каждую копейку: командировочные были сведены до минимума, гостиничные были до минимума, жили мы в условиях даже на Западе это не принято, чтобы в двухместных номерах селить, — селили, договаривались, чтобы организовать питание, чтобы люди могли маленькие копейки оставить для того, чтобы купить сувениры. То же самое было здесь: доллар здорово упал, в казне было — мы просто вот, ребята, как вы не хотите, вот охрана, пусть вам столько-то человек, вот это лимит; если уже невмоготу, как говорится, потому что у охраны есть свои… И я всегда с ними считался и с большим уважением отношусь, я заложил отношения между «девяткой» и протоколом в советское время и, конечно, со Службой охраны президента в российский наш период, потому что я прекрасно понимаю, что на них лежит, за что они отвечают, как они... Если он не накормлен, это... А там внимание... А что вот, в принципе, я вот сколько охранников в жизни ни встречал, все вот спрашивал: ребят, а вот как — готовится теракт, а как? Они говорят: «А как, накрыть своим телом». Другого выхода нет. Вот прозевали чуть-чуть — и КеннедиДжон Фицджеральд Кеннеди — президент США (1961 – 1963). Был убит во время визита в Даллас не стало. И так во многих моментах, которые были и в Африке, одна маленькая недоработка — и все. Поэтому мы вот это все с ними обсчитывали, договаривались, освободили по максимуму, у нас были и пулы сокращенные, потому что мы не могли везти много корреспондентов. Ну, сейчас немножко полегче, сейчас можно уже, как говорится, приехать так... Мы всегда мечтали, как американцы, ездить. Они как не приедут к нам, придет подготовительная группа: «Сколько вас?» — «Пятьсот!» У нас самое-самое-самое-самое большое при Борисе Николаевиче, ну, чтобы не соврать, ну, 120-130 человек. Так это с машинами, со связью. Вот тут машины возят. Зачем они их возят? Никто не понимает, что к тому времени сейчас мы со временем перейдем на такой маленький чемоданчик, как iPad, как говорится, который будет, может быть, нам делать то, что будет делать атомная кнопка, или соединять со связью закрытой. Закрытой связи-то сейчас практически не существует, и сейчас ездим со своими машинами, потому что нужно провести переговоры, провести закрытые, чтобы не попало. А как мы можем проводить переговоры закрытые, если у вас симка и у него симка, она сделана что, у нас? Ага, она сделана там, поэтому я всегда могу на вашу симку выйти. Это тоже надо думать. Сейчас появились, слава богу, там, есть защита, есть все, и по телефону такому можно говорить. Но да, было требование, особенно в советское время, требование открывать узел связи в посольстве, и мы останавливались в основном в посольстве, это было нам дешевле, и Горбачев останавливался, и Борис Николаевич первое время тоже останавливался в этом. И машину со связью тащить надо, потому что по дороге едешь, что-то случилось — надо говорить. Все думают, что это так это, просто так, не фиг делать. А это требует.                  

- О чем докладывали президенту во время зарубежных поездок по правительственной связи?

О каждом ЧП там где-то... Он должен знать, что он находится с визитом здесь, а в это время в Нагорном Карабахе происходит то-то и то-то, в подбрюшье у нас, а в Африке что-то еще случилось, там корабль наш. У него же постоянная информация идет, ему надо докладывать об этом. Точно так же, как Пауэрс прилетел, мы сидели на концерте — подняли с ходу, прекрасно помню. Министр обороны прилетел, а когда прилетел в Москву, уже и министром не был. Не Пауэрс, извините, а РустМатиас Руст — немецкий пилот-любитель, 28 мая 1989 г. совершил перелет на легком спортивном самолете из Гамбурга в Москву и приземлился на Красной площади, я оговорился, Руст. 

- Насколько различной была финансовая ситуация в Службе протокола президента СССР и России?

Нет, ну, я вам скажу, что в этом отношении концовка, как говорится, работы с Горбачевым, чисто с финансовой точки зрения, у нас было практически один к одному. Мы же сохранили все ставки, которые были в Союзе сделаны, командировочные, никаких увеличений. 25 долларов — все, это самый потолок в Америку, остальные были 18, и 15 в ближайшие страны. И так мы это все как бы переносили и так существовали. Потом уже, где-то к 2000-м годам, когда уже стало немножко полегче, там ставки начали подниматься. А так все: вот тебе, пожалуйста, 25, ну, 50 процентов надбавка президенту — 37,50. Все, что у Горбачева, что у Ельцина.     

- В чем специфика работы Службы протокола в России?

Ну, понимаете, мне часто этот вопрос задают — специфика... Специфика заключается в том, чем ты располагаешь. У американцев это лужайка Белого дома, это «карандаш» так называемый, где там происходит это, у французов — Елисейский дворец, у итальянцев — Квиринальский дворец, у датчан, где королевства у нас есть, там свои дворцы. А в принципе из чего состоит протокол высшего уровня? Это надо иметь место встречи, встреча парадная или простая, переговорный процесс, подписание, обед или завтрак, проводы и встречи в аэропорту. Он унифицирован, унифицирован сегодня везде. Другое дело, у кого-то маршируют пять колонн, у кого-то марширований никаких нету, где-то президент сам выходит, где-то не выходит, это уже выстраивается по нашим традициям. Поэтому здесь я не скажу, чтоб у нас... Да, мы многое, какие-то вещи переняли, но за счет введения своей символики, за счет того, что в конце концов мы разрушили эту «кишку», как я ее называю, эти два зала, которые были соединены, Александровский и Андреевский, где проходил Верховный Совет, заседания, когда восстановили всю эту кремлевскую красоту, у нас появились совсем другие возможности проведения мероприятия, показать лицо государства.

- Что для вас был тогда Кремль? Ваша вотчина, рабочее пространство?

Нет, никогда, вы знаете, и Борис Николаевич, мы часто с ним на эту тему говорили. Я ему это сказал, говорю: «Борис Николаевич, я вот уже сколько лет, с 85-го я регулярно, по сегодняшний день, я захожу, и для меня какая-то сакральность существует». И он говорит: «Я тоже всегда с каким-то трепетом к этому относился». Я не думаю, что… Ну, нужно быть каким-то уже, знаешь, слишком непонятным человеком, чтобы он заезжал в Кремль и не мог бы понять, что... Кремль есть, есть в нем что-то такое чисто российское, и восхищает, и я, конечно, думаю, что со временем это будет парадный, не рабочий ни в коем случае, только парадная резиденция, он весь будет открыт для посещения, для создания хорошего музея, рассказывающего о жизни наших премьеров, президентов наших, и будут только проводиться там приемы и какие-то встречи на высшем уровне. Остальное, конечно... Кремль — это не место работы, не должны туда-сюда гонять машины со спецсвязью, это не то место.     

- Что происходило в Кремле во время политического кризиса 1993 г., который завершился роспуском Верховного Совета?

Нет, я в принципе так, я не то что нападаю, я не выгораживаю Бориса Николаевича. У него достаточно отрицательных качеств, о которых мы вот с вами говорили в плане того, что где-то чего-то, может быть, не додумал, а, может быть, кому-то передоверился. Вот, может быть, вовремя того же Руцкого не остановил. Это все на него, это его анализ должен быть, а не наш с вами. Но как обстановка складывалась — другого выхода не было.

- Почему военную операцию в Белом доме проводил Александр КоржаковАлександр Коржаков — начальник Службы безопасности президента РФ (1991 – 1996), а не министр обороны?

Не, ну видите, в чем дело. А почему министр обороны должен идти? Он не должен идти. Для этого есть Служба охраны президента, есть ФСБ, которые должны привести и, в конце концов, решить. А армия — я полностью на стороне ГрачеваПавел Грачев — министр обороны РФ (1992 – 1996). Он уже, когда уже был принят, когда был дан приказ — это другой разговор. А почему должен был Грачев идти туда… Я его полностью выгораживаю. Здесь, конечно, должны были идти те, кто… У них было направлено на Кремль, на, значит, на руководство страны в лице Бориса Николаевича, а кто в данном случае является охраной, это? Именно они. Армия — это мы с вами, она должна защищать нас с вами. А не… А для этого и создана ФСО, для этого создана КГБ.

- Какие зарубежные поездки президента России были самыми сложными?

Ну, конечно, самые основные поездки, которые всегда вызывают очень большую подготовку, — это с участием большого количества глав государств. Ну, это во-первых. Если мы, например, едем на выступление… На сессию Организации Объединенных Наций. Как правило, там много приезжает, если она юбилейная. Это «Восьмерки»«Большая восьмерка» — международный клуб, объединяющий правительства Великобритании, США, Франции, Италии, Канады, Германии, Японии и России. Так же называется форум лидеров этих стран. «Восьмерка» собирается, чтобы согласовать подходы к важнейшим международным проблемам. Вначале «Семерки», потом «Восьмерки». Это естественно. Потому что уже в рамках, хочешь не хочешь, но, по крайней мере, ну, не с семью из восьми, отдельно не встречается, но с пятью, с четырьмя — это как, как правило. Конечно, это поездки в так называемые, опять же, страны «Большой восьмерки». Американцы, французы, итальянцы, англичане, японцы. Готовить по-разному, потому что разные подходы к подготовке, понимаете. У китайцев свои сложности, у японцев свои сложности, у французов свои сложности, потому что они считают, что они все — пупы земли. Вот до какого-то периода мне было с ними очень трудно работать, очень трудно. Начинаешь говорить, что это вот так… Нет, а у нас вот так, а это вот, а тут машину нельзя ставить, а сюда мы больше двух не пропустим, а это не будем. Потом говоришь: хорошо, нас не пропускаешь, а почему вот этих вот — я не буду, чтоб не обижать страны, называть — а этих десять пропускаешь, а нас пять, мы что, хуже, что ли? И вот начинается вот это вот… Ну, ребят. В протоколе самое главное: как аукнется, так и откликнется. Поживем — увидим. 95-й год. 50 лет нашей Победы. В 67 — делегация на высшем уровне. Из них больше 50 первыми лицами возглавляется. Французы, МиттеранФрансуа Миттеран — президент Франции (1981 – 1995). Приезжают французы ко мне, заблаговременно, где-то в феврале, а то и в январе. Садимся, и вот начинается. Владимир Николаевич, у нас вот такая проблема, у нас такая проблема… А я сижу слушаю. Я говорю: знаете что? У вас не будет проблем. Если нужно, мы на руках будем носить. Они дают мне посыл, что он себя очень плохо чувствует. И что он может не укладываться в регламент, что он может опоздать, будем вместе работать. Я говорю, я же говорю не это, не так, как вы. Вы помните, сколько вы мне нервов помотали, когда я, что здесь я подняться не могу, там-то я то-то не могу. Вы этого не понимали. Ну и мы вам сделаем все. И были моменты, конечно, очень тяжелые, особенно выступления его. Бориса Николаевича. Вот я ему дал график, что вот только то, то, то — по регламенту там должно быть выступление не больше восьми минут. А выступало шесть или семь глав на приеме. Потому что всем же не дашь. Проходит восемь минут. Десять. Двенадцать. А я всегда находился, место мое, положение было не под камеру, как сейчас с вами, вот, а в глаза, как к вам. С ним. Смотрю — пошел сигнал. Я иду: «Борис Николаевич, время». Я говорю, ну, не остановишь. Проходит еще пять минут — он опять меня. Я тогда говорю: «Вы прислушайтесь. Он прощается». 37 минут. Выступление 37 минут. И после этого, ровно через полтора месяца, мы поехали его хоронить. С тех пор, особенно когда пришел к власти Ширак, для меня Франция была открытая книга. МИД говорил: ну там, готовим какое-то мероприятие там. Ельцин: знаете, вы не волнуйтесь, приедет Владимир Николаевич, он скажет, и все будет, как вы скажете. Все сделаем. У нас было просто изумительно. Очень четко было всегда работать с немцами. Очень. С ними если договоришься, значит договоришься. Все. Хотя КольГельмут Коль — федеральный канцлер ФРГ (1982 – 1998) в одном из последних вот визитов, я помню, еще Борис Николаевич, то ли 99-й, то ли 98-й год, какое-то мероприятие, он меня подзывает и говорит: «Владимир. Покомандуй моими немножко, а то мы обязательно куда-нибудь влипнем». Я говорю: «Все будет сделано». Ну, есть уникальные в этом плане там отношения. У меня были удивительные отношения, вот, с лидерами, они ко мне очень с добротой относились, потому что они знали через свои протокольные службы, что я никогда, никогда не поставлю им рогатки. Я в первую очередь, может быть, возьму на себя больше, но с тем чтоб было им приятно. Но это принцип Бориса Николаевича. Если ты приходишь, приходишь к нему домой, если не дай бог что-нибудь, он же там всех же разнесет. Чтобы гостю было приятно. Этот принцип — я всегда о нем помнил. И вот когда мы принимали, у нас был очень сложный визит, они приезжали раз пять или семь — это королевский. Тем более королеваЕлизавета II — королева Великобритании (1952 – н.в.). Визит королевы в Россию состоялся в октябре 1994 г.  приезжала к нам впервые. Она в советское время не была. И вообще, по их законам она может приезжать только тогда, когда один раз… Вот Борис Николаевич, она может к нам приехать с ответным визитом, потому что в свое время Владимир Владимирович там был. В Великобритании. Семь раз они приезжали. Они меня измочалили. А как пойдем здесь, а как тут, а как это, а как то. А двор древний, все под стать ей по возрасту. Это не, это ходит спящая, значит, это что-то. Но… А еще у них одна вещь. Морская держава. И если она едет к нам — мы тоже имеем море, — то по их протоколу она должна или прилететь на самолете к нам, но уйти на своей яхте из нашей страны, или на яхте прийти, а на самолете тогда можно улететь. Это, ну, это представительство, да, там. Традиции, понимаете, яхта — это что-то. Ну давайте, решайте, как вам удобно, давайте. Нам, говорю, конечно, извините, так, между нами говоря, начинать визит с Санкт-Петербурга неудобно. Потому что это… Ну, столица Москва, в Москве должны пройти первые встречи. А заканчивать можем Санкт-Петербургом. Так мы и сделали. Вот, и она уходила по их протоколу, как говорится, как правило, она руки, кроме главы государства, никому не подает, а мне был подарен вот ее портрет, значит, с портретом ее мужа, с надписью, и она мне пожала руку и сказала: «Спасибо». Ну, это тоже что-то такое, приятное было. Но это было, это было что-то. Это было что-то. Переживали все. 

 

Он протокол просто любил. Мне повезло, я еще раз говорю, что он, он протокольный человек. Ему нравилось, что вот я уже, значит, там, издал тогда книгу «Протокол Российской Федерации»Книга Владимира Шевченко «Протокол Российской Федерации» вышла в свет в 2000 г. В 2004 г. Владимир Шевченко опубликовал книгу «Повседневная жизнь Кремля при президентах», где сделал ее как инструкции, это пошло везде, это появились протокольные службы в министерствах, ведомствах, корпорациях. Пошло. Потому что не было в России, вот, ну, в смысле в Советском Союзе, не было. Даже вот, ну, приемом там кого-то встретить. У нас было чего — ну, райком партии. У райкома партии есть идеологический отдел. Вот, как правило, их возглавляли, второй секретарь была женщина. Вот она отвечала за прием, за улыбки… Подарки там, вот. Вот как все это было. На самом деле не было такого строгого… Со стороны государства, конечно, государственный протокол МИДа это все осуществлял, подсказывал, потому что с подарками, с закуской, всем что угодно можно было влипнуть так, что потом мама милая не покажется. Поэтому это все моменты учитывались и в то время, а он, понимаете, он вникал. Он вникал в это дело, он любил, чтобы был порядок, чтобы если идет прием, чтобы всех на приеме присутствовать, чтоб были все прилично одеты, чтоб прошли эту… так называемый ручеек рукопожатия. Он так глазами искал… Он смотрел, кого приглашаем. Отделы предлагают, а министерства, ведомства там предлагают того-то, того-то, МИД предлагает пригласить. «Ага… А чего это там пустые места?» Выяснил — ну, мне-то выяснять не надо было. Я сразу смотрел, потому что у меня рассадка на руках. Рассадку-то делал я. Вот, вот такой… «Значит так. Владимир Николаевич. Еще раз — не приглашайте больше». У него был ответ короткий. Раз он не уважает, чего тогда его приглашать. Вы разберитесь, если он не заболел, а ведь, может быть, вас не было, он вашему заму позвонил, что он не может. А если нет, в следующий раз не приглашайте. И я считаю, что этот принцип правильный. 

 

- Как состояние здоровья Бориса Ельцина влияло на соблюдение протокола?

Не, ну, здесь, понимаете, здесь все… Набирался… Где-то, может быть, мы его перегружали. Потому что, ну, во-первых, он перегружал сам себя. Если ему сделаешь график довольно такой, мягкий, он, особенно вот начиная с 96-го года, он начинал: «Чего-то мало мне тут, а вон там не были». Он же проездил все наши области. Мы сделали 57 визитов. Это тоже, извините меня. А если добавить СНГ и плюс еще визиты в само СНГ, это будет уже приближаться чуть ли не к сотне. Вот разделите на этих там отведенных ему восемь лет, когда он был, ну, полноправный… Не полноправный, а человек, который сидел в Кремле уже. И вот посчитайте, сколько это приходится на год. Это плюс это. Конечно, нагрузка большая. Сейчас тут тоже нагрузки, сейчас у наших, у Владимира Владимировича — он, конечно, бьет рекорды, я просто… Это вот его последние поездки — это просто чудо. Загруженность колоссальная. Первое время у нас тоже там получалось. А потом здоровье стало сдавать, конечно, может быть, мы виноваты в этом, что где-то перезагружали его, можно было и послабже делать. Конечно, если б были условия, как сейчас: можно поработать в резиденции и там кого-то принять, то, может быть, это меньше переездов, меньше суда. Там все-таки, на воздухе, есть свои преимущества. Почему многие… Белый дом – это жилье? Это же жилье, чуть что не так — пошел наверх, на кроватку… Вот, и график составляешь на субботу-воскресенье в Кемп-Дэвид уезжал. Например, тот же Рейган. И Буш-старшийДжордж Герберт Уокер Буш — президент США (1989 – 1993) тем более любил. А он все время вот, вот накручивал. Конечно, здоровье до этого накапливалось, накапливалось… Но главное, конечно, это переживание вот здесь. Это переживание за обстановку в стране. Это переживание за войну в Чечне. Это переживание за то, что вот он говорил, я никогда не забуду. Господи, говорит, как бы это, чтоб побыстрее выйти… Вот у него была пенсия, вот эта вот, 120 рублей была в Советском Союзе, а тот, кто проработал нормально, на 10% больше получал — 132. Он говорит, хоть этого уровня бы добиться. Он об этом думал, но не все получалось. Не все получалось.

 

- Как принималось решение о начале военной кампании в Чечне в 1994 г.?

Ну почему, я не прям… Военные принимают… Понимаете, я не могу, опять же, возвращаясь к тому, что я не специалист этого дела и никогда не лез в это дело. Но я видел, что происходит то, что не должно и то, что он говорил, как он, какие, с какими лицами выходили от него чины военные. Самого высокого ранга. Как он сам, когда с инспекторской поездкой мы полетели, чем он был очень недоволен — это я все видел. Но ему, наверное, еще в какой-то степени военные и временами не все в свое время докладывали. У меня такое впечатление складывается. Потому что, зная его, он, конечно… Ну, Чечня — это уже отдельная история, это отдельная графа, это отдельная тема для будущих исследователей — с чего начиналась, может быть, и с Шамиля надо начинать, как говорится, тех времен и идти сюда, сюда, все ближе, ближе, ближе к ДудаевуДжохар Дудаев — президент самопровозглашенной Чеченской республики Ичкерия (1991 – 1996) и сама обида Дудаева на… И потом еще много моментов, это все надо очень скоропалительно… В Чечне нельзя допускать ни в коем случае каких-то вот, ну, скоропалительных моментов. Особенно обижающих. Потому что надо понять их переживания в период войны, почему Сталин, откуда вот эта злость была у Сталина к чеченцам. И выселение их в Казахстан и дальше вот. И как возвращение обратно, это тоже очень сложная вещь. И вот это вот, вариант… сталинской, может быть, нелюбви даже вот именно к этому, он же с каким-то небольшим презрением относился к абхазам. А абхазы и чеченцы — они очень близки, вот. Здесь тоже есть момент, много, я вел Грузию, я знаю, что это такое, связан был с Кавказом долгие годы, поэтому Кавказ — это очень-очень тоненькая-тоненькая пленочка, и к ней нужно очень-очень осторожно относиться. Если ты будешь относиться с осторожностью, тогда можешь требовать и от них. И они пойдут. Не будет этого — будет постоянно. Он будет с тобой, зная, что ты старший по званию и старший по возможностям, он будет с тобой соглашаться, но внутри у него будет все гореть. А добиваться нужно обратного. Тогда… Сама по себе психология очень интересная.

 

- Чем был недоволен Борис Ельцин во время поездки в ЧечнюБорис Ельцин посетил Чечню 28 мая 1996 г.?

А как может быть доволен, когда разбомбили, этого спрашивает, почему это нельзя было бы — нет, нельзя было бы обойтись. Он встречается с этими. Аксакал, а что же вы делали? Борис Николаевич, вот-де вас не послушали, потому что принимаются не всегда правильные решения. Наверное, надо было еще до войны многие вещи смотреть. Давай с… Думать по… Но там сошлись интересы многих, дорогие мои. Вы не забывайте грозненскую нефть. И почему рвался в… на Грозный и Баку Гитлер. И как бы это могло вообще… Если бы Баку, не дай бог, это нефтяная жила очень интересная сама по себе, по составу. Мягк… легкой так называемой нефти. Это… Много вещей, которые еще исследовать и исследовать. Но исследовать нужно уже сегодня. Чтоб не допускать ошибок прошлого.