Ельцин Центр

Интервью с Сергеем Филатовым

 
 - Сергей Филатов о своем назначении секретарем Президиума Верховного Совета РСФСР 
Было трудновато, потому что в конечном итоге где-то в январе 91-го года меня пригласил к себе Хасбулатов и предложил стать секретарем Верховного Совета. Я ему сказал, что это не конституционная должность, нет такой должности в Верховном Совете. Он сказал: ну, мы на президиуме решим, самое главное, что нужно сделать — нужно нам помочь организовать процедуру законотворчества. То есть как входит закон в Верховный Совет, как выходит, как он редактируется, как печатается. Там было много ляпсусов, ошибок, когда они печатали закон, и вдруг на сессии кто-то встает и говорит, мол, не учли мою поправку, которая была принята тогда-то. Смотрим —действительно не учли. Там были ошибки какие-то грамматические, юридические. В общем, надо было наводить порядок. А ситуация складывалась так, что Борис Николаевич как первое лицо государства, он, помимо Верховного Совета, занимался — у него очень много поездок было, очень много встреч, —очень много он занимался такой политической работой открытой. Значит, на Хасбулатова свалилась эта вся организационная работа. Ну и он какое-то время ее вел-вел, а потом забурлил и сам, попросил, так сказать, чтобы я этим занялся. Я согласился. На Президиуме они очень быстро приняли решение. А Президиумы проходили так: до перерыва Борис Николаевич их вел, а потом уезжал. Ну, видимо, тяжеловато ему было такими мелочами заниматься. И это наложило отпечаток на наши отношения с Борисом Николаевичем: он с этого дня считал меня человеком Хасбулатова. И я какое-то время очень сильно страдал, потому что когда мы начинали о чем-то говорить, я чувствую, он задумывается: а неспроста ли я ему все это говорю что-то, да. Он вообще тяжело очень сходился с людьми. И в данном случае с Хасбулатовым. Хотя были очень хорошие еще отношения, но какое-то недоверие внутреннее у него постоянно было. Потом оно стало углубляться, потом под это дело стали работать всякие недруги с целью, чтобы совсем, значит, развести их. Ну и дело дошло до того, что просто физически они ощущали так друг друга, не только несовместимость. Недоверие до такой степени, что сказывалось это на физическом уже каком-то уровне. Я так понимаю, что это недоверие вылилось в некий определенный страх: потому что и у того, и у другого была власть, которую можно было использовать для того, чтобы привести в исполнение все что угодно, вообще. Ну и мы в последующем это увидим. Много гадали, почему Хасбулатов так изменил к нему отношение. Но я Хасбулатова тоже довольно хорошо изучил: у него очень много такого кавказского, близкого к сталинским повадкам было. Очень много. И там были и амбиции, там было все: и определенная ненависть к отдельным людям, и желание, и умение унизить и расправиться. Ну все было. И какой-то период времени мы так жили, но мне удалось немножко сделать эту технологию прохождения законодательства. Появился юридический отдел, появилась редакторская группа, появился, так сказать, регламент, как проходит этот закон. Трудность в чем была? Трудность в том была, что утром появлялся Борис Николаевич — еще до избрания президентом, — смотрит повестку дня и чего-то начинает чиркать. А времени остается 40–50 минут до начала Верховного Совета. Во-первых, все это надо перепечатать, во-вторых, надо быстро сориентировать людей, чтобы они выступили там по этому вопросу. И это был, конечно, ужас. Но по делу. Вот так посмотришь, по делу. Часто я потом ловил себя на мысли, что противишься тому, что он говорит и делает. А проходит какое-то время, и он оказывается прав. Он умел как-то — чутьем что ли своим — увидеть результат. И этот результат, как правило, был в пользу того, что он делал. Хотя мы часто ворчали, часто возмущались.
 
Сергей Филатов о референдуме о введении поста президента РСФСР в марте 1991 г.
Ну а потом, когда увидели, что правительство фактически не работает, каждый день вызывали для того, чтобы надрать — извините, пожалуйста, — задницу какому-нибудь министру с трибуны. И когда мы увидели, что правительство просто сформировать нет возможности и депутаты начинают искать где-то на стороне просто своих близких, дорогих, родных людей и из этого формируется что-то… Конечно, встал вопрос о том, чтобы иметь сильную исполнительную власть. И вот тогда сбылось вот это желание иметь президента, который возглавляет исполнительную власть. Сегодня ведь президент не возглавляет исполнительную власть, есть разделение властей. И исполнительная власть только принадлежит правительству. А тогда мы решили, что президент должен возглавить исполнительную власть и создать, так сказать, самостоятельную структуру, которая была бы дееспособна для управления государством. Но тут возникла такая странная и немножко страшная ситуация: только что прошел референдум по Советскому Союзу. У Анатолия Ивановича была такая смешная формулировка, над которой все хохотали, но тем не менее проголосовали. А нам нужно было провести референдум, нужен ли нам президент, потому что не проходило на Верховном Совете. И тогда я взял на себя ответственность — не могу назвать, но я разослал телеграммы — как секретарь Верховного Совета разослал депутатам телеграммы с формулировкой: считаете ли вы нужным провести референдум по вопросу о президенте Российской Федерации? Что тут поднялось! Это ужас какой-то. Но пришли ответные телеграммы, и большинство были за, с этим нужно было считаться. Тогда они создали комиссию — Горячева, Исаев, вся эта коммунистическая бригада. Создали комиссию во главе которой ВедерниковНиколай Ведерников — народный депутат РСФСР (1990 – 1991), кажется, стоял, потом он был в Конституционном суде. И приняли такое решение: давайте мы посмотрим формулировки. И они вдруг начали в телеграммах отличаться: перестановкой слов, букв и прочее. И они начали их сортировать, но, на наше счастье, большинство все равно осталось за теми, кто написал правильные формулировки.
 
Ну, в общем, был Верховный Совет, меня не вытащили на трибуны никак, ругали заочно, но деваться-то некуда: и мы проводили референдум! Конечно, большинство... Но, в общем, да, мы понимали, что соотношение сил в обществе оно не соответствует соотношению сил ни на Съезде народных депутатов, ни в Верховном Совете. Это был для меня главным аргументом, когда распускали Верховный совет. Для успокоения — это было главным аргументом: это не соответствует расстановке сил в обществе. Общество совсем по-другому думает. И это, кстати, показал референдум 93-го года — в последующем.
 
Сергей Филатов о первых выборах президента РСФСР
Идут выборы Бориса Николаевича, тут тоже у нас возникли большие трудности, поскольку еще оставались Советы. А Советы были устроены по вертикальному признаку: то есть, Верховный Совет платил, разрешал уйти в отпуск... Это была вертикаль. И в этой вертикали надо было кому-то что-то противопоставлять. И тут БурбулисГеннадий Бурбулис — руководитель избирательного штаба Ельцина (1991), народный депутат СССР (1989 – 1990), член Межрегиональной депутатской группы, государственный секретарь РСФСР/РФ (1991 – 1992), конечно, очень большую работу проделал, Геннадий Эдуардович. Мы с ним уже начали и советоваться, и сближаться, наши позиции были близки. Начали готовить выборы, и в каждом регионе мы пытались сделать... Потом они стали полномочными представителями президента, эти ребята. Начали вот этих лидеров, которые были в регионах: они должны были возглавить избирательную кампанию. Тогда же не было ни технологий никаких, тогда не было команды, не было партии, не было общественного объединения. Ну и «Демократическая Россия» начала расплываться понемногу, потому что ребята многие начали искать себе места в исполнительной власти, начали расходиться. Человеческие качества они же остаются, никуда не денешься. Большое честолюбие, хочется его реализовать, хочется показать в регионе, что ты не просто депутат, что ты чего-то стоишь… А мы, занятые вот этими все делами, руки не доходили до того, чтобы все-таки организовать партию из той же «Демократической России», сблизится, скажем, с той же Межрегиональной депутатской группой, создать какой-то вот центр, в котором Борис Николаевич занял бы достойное место. Потом-то он стал постепенно отделяться. Почему? Потому что рейтинг «Демократической России» был очень низкий. Ну какой президент возглавит партию... До сих пор Путин не может возглавить – он лидером считается, но он не входит в «Единую Россию». Потому что понимает, что у самой партии рейтинг без него — это ноль, вообще. Так и здесь. Так уж получилось.
Но в любом случае мне кажется очень полезным, что мы нашли этих ребят. Там были и депутаты, были и не депутаты — ребята, которых депутаты рекомендовали. Но они впоследствии стали неплохими представителями президента. Когда нам надо было преобразовывать власть в регионах. Там же тоже надо было все преобразовывать: там надо было делать губернаторов, надо было делать то же самое разделение властей, которое мы сделали наверху.
 
Сергей Филатов о взаимоотношениях руководителей РСФСР и Советского Союза 
Я опускаю наши взаимоотношения с Союзом. Конечно, они внесли большие трудности для нас. С первого дня буквально. И то, что Михаил Сергеевич начал противостоять назначению Бориса Николаевича, это сыграло трагическую роль во всем остальном, в том числе и в развале Советского Союза. Потому что нам ведь хотелось, чтобы центр разделил полномочия и сказал: «Ребята, мы занимаемся там обороной, мы занимаемся связью, мы занимаемся там транспортом, мы занимаемся экологией, но экономику мы отдаем вам. Ну, налоги мы берем еще, оставляем у себя. Но экономическая ситуация вся эта — занимаетесь вы: приватизацией, созданием банков и прочее, и прочее. Вот этому начали сопротивляться. Наоборот, Верховный Совет Союза стал принимать законы, чтобы нас повязать. В том числе вдруг принимается закон, что наши национальные республики поднимаются на уровень союзных. Это вообще катастрофа. Тогда мы, естественно, принимаем декларацию, что ваши решения на нашей территории, на российской, вступают в силу тогда, когда мы их одобрим. Вот началась война законов. Ее бы не было, конечно, если бы Горбачев не противодействовал лично Ельцину и если бы он нашел возможность устанавливать деловые контакты. Потому что в последующем, когда стали делать союзный договор, разногласия еще углубились. Ельцин понимал, что нельзя, конечно, Союз разваливать, и он шел навстречу, но он не упускал возможности защитить интересы России. Потому что он понимал, кто стоит за его спиной: депутатский корпус, который должен верить своему председателю.
 
Сергей Филатов о путче
И, конечно, после того как избрали Бориса Николаевича президентом, мы не ожидали, честно скажу. Вот я по себе скажу, и другие ребята, которые уехали в отпуска... Мы сильно задержались, конечно, мы ушли не в июле месяце в отпуск в 91-м году, мы ушли в августе месяце где-то, уехали. И вдруг ГКЧП. Оно было для всех, и, по-моему, для Бориса Николаевича было неожиданностью, что эти люди сделают такой шаг.
 
 
 - Сергей Филатов о распаде СССР 
Но этот шаг совершенно очевидно был шагом к развалу Советского Союза, потому что, я так понимаю, что все союзные республики… Ну я, может быть, исключаю НазарбаеваНурсултан Назарбаев — президент Казахской ССР/Республики Казахстан (1990 – н.в.). Назарбаев действительно один из тех, кто действительно был озабочен судьбой Советского Союза. Он понимал, что Казахстан вообще просто в одиночестве... Это сейчас он сделал все, что Казахстан может самостоятельно жить, свои богатства, свои отношения с Западом организовались. Но тогда он понимал другое. Он понимал, что нужно любыми силами сохранять Союз. Борис Николаевич тоже это понимал. Но он бился еще и за то, чтобы у России был иной статус, естественно. Но все-таки они договорились об этом Союзе. Союз, как он назывался, потом он стал Содружеством Независимых Государств. Но поскольку союзные республики уже были готовы к тому, что такое постепенно идет постепенное ослабление центра Советского Союза, они видят, как поступили прибалты. Тогда мало кто понимал, что прибалты это связывают с подписанием секретного договора между Риббентропом и Молотовым, это потом все вскрылось. Но, видимо, у них были какие-то материалы на этот счет, и они считали, что их насильно загнали, так сказать, в Советский Союз, поэтому они постарались уйти. Но так как у нас в законодательной базе не было механизма реализации этого суверенитета: он был действительно в Конституции Советского Союза прописан, что союзная республика имеет право выйти из Союза. И они были сделаны так, вот Горбачев об этом почему-то не думал: ведь Советский Союз был построен так, что все союзные республики имели внешние границы. То есть их выход не создавал неудобств внутри Советского Союза. Когда Горбачев пошел на то, что наши автономные республики стали союзными республиками, ну я на минуточку себе представляю: Татарстан хочет выйти из Советского Союза. Это дырка, которая образуется в центре России, который создает колоссальные неудобство, во-первых, самому Татарстану, а во-вторых, России и Советскому Союзу. Это было, конечно, глупейшее решение во всех отношениях. Но тем не менее оно было. И конечно, когда была победа над ГКЧП, то все стали понимать, и мы стали понимать, что Горбачев-то голый остался. Хоть он там и обещал, что он этого снимет, того снимет, этого снимет. Но самое главное, что внешне показано, что армия не с ним: министр обороны восстал против него, КГБ не с ним — восстал против него, военно-промышленный комплекс не с ним. Конечно, все рванули… 23-го, я помню, мне пришло приглашение из представительства Узбекистана. Мы поехали с супругой туда на такой прием, который весь пропах тем, что мы —самостоятельная теперь республика. А потом пошли референдумы, один за другим. Я поехал в Армению на референдум, там такой шквал радости был! Это что-то неописуемое совершенно! И когда ночью там, в два или три часа ночи, объявили результаты, это — я не знаю, по-моему, победу над Германией мы так не праздновали, как праздновали они вот эту победу на референдуме. Конечно, мы внутренне понимали, что завтра будут слезы. Потому что делиться же надо. А делиться как? На каких условиях: на братских или на рыночных? Вот это были первые годы, надо сказать, для меня они, конечно, были очень такими яркими. Потому что шаг за шагом мы все-таки шли к преобразованиям. И это было приятно, конечно.
 
Сергей Филатов о создании СНГ
Ну а потом начались трудности. Трудности начались с того, что, когда разваливается Советский Союз и когда Борис Николаевич объявил на первом съезде СНГ… Это было 30-го, 30-го, по-моему, декабря 91-го года в Минске. Я был на этой встрече. Я посмотрел на эту атмосферу. Конечно, жуткая совершенно атмосфера. Все молчат, за исключением двух: КравчукЛеонид Кравчук — первый президент Украины (1991 – 1994) и этот самый, узбекский президентИслам Каримов — президент Узбекской ССР / Республики Узбекистан (1990 – н.в.). Никаких, никаких аппаратов, никаких надстроек, только совещательный голос. Каримов, да? «Борис Николаевич, ну хорошо, но нам надо запротоколировать нашу встречу, кто это будет делать?!» —«Вот, пусть записывают и…» —«Пожалуйста, может это кто-то сделать, заплатить, но никаких надстроек, никаких». Вот в этих условиях начинало работу СНГ. Но тогда у нас была одна проблема серьезная, их несколько было на самом деле. Долг Советского Союза, например. Борис Николаевич: «Как будем платить? Его 150 миллиардов долларов». Они: «Мы платить не будем никто». Борис Николаевич: «Никто не будет платить?». Они: «Нет». —«Хорошо, мы берем на себя правопреемственность Советского Союза, и долг тоже. Но. Вы должны согласиться, что мы берем всю собственность Советского Союза за рубежом в Россию. Долг надо компенсировать чем-то». Сначала заикнулись. «Хорошо, тогда платите долг». —«Нет, не можем». —«Тогда соглашайтесь с этим». Согласились. Тогда он говорит: «У нас так получилось, что часть ядерного оружия оказалась в республиках. И мы не можем рисковать, нам нужно единое командование». Тоже поартачились, поартачились, согласились: ШапошниковЕвгений Шапошников — министр обороны СССР (1991), главнокомандующий Объединенными вооруженными силами СНГ (1992 – 1993) будет возглавлять единое командование, пока мы не избавимся от этой холеры — в Белоруссии, там, на Украине. Они первое время хотели держаться за это, им это как бы давало определенный статус. Ну а прошло время —они начали понимать, что запчасти у нас, топливо у нас. Оно, в общем-то, постепенно приходит в негодность, оно становится очень опасным для них. И постепенно вопрос сам собой решился, все перевалилось на территорию на нашу.
 
 
Сергей Филатов о начале экономических реформ
В общем, возникло много проблем. После развала Советского Союза нам надо было передислоцировать армию, перенести ее на территорию России. Надо было разделиться по национальному признаку: украинцы должны уйти в украинскую армию, а русские остаться в России. У нас встали колоссальные проблемы с теми, кто находился в Польше и Германии, их надо было перенести сюда в Россию. У нас стали колоссальные проблемы безопасности: все наши точки дальние, которые давали нам сигнал о приближении вражеских сил, они все вдруг оказались на территории заграницы. Надо было думать об этом. Потому что раньше же, когда Советский Союз в холодной войне был с американцами и Европой, все время же считали на секунды — сколько секунд для подлета с их стороны, сколько секунд для подлета с нашей стороны. Теперь мы оказались в очень невыгодном положении. Надо было думать, в общем-то, и об этом. Надо было думать и о том, чтобы сократить армию, она была почти два с половиной миллиона, она была не... Невозможно ее было ни кормить, ни одевать, ни обувать. Ну, в общем, колоссальное количество проблем, которые возникли в этот момент.
 
А самая страшная проблема возникла в том, что не было возможности кормить людей — не было продуктов. Хлеба не было. Уже залезли в резервы: процентов на 30 их разорили, залезли в золотовалютный фонд, тоже разорили какую-то часть. Кредитов нам никто не дает, их перестали давать уже Горбачеву. И, конечно, было тяжелейшее положение. И вот в это тяжелейшее положение Бурбулис предложил ГайдараЕгор Гайдар — заместитель, затем первый заместитель председателя Правительства РФ (1991 – 1992), и.о. премьер-министра РФ (июнь — декабрь 1992 г.), автор российской экономической реформы на руководителя правительства, и Борис Николаевич согласился. Гайдар, как только познакомился с положением дел, сразу сказал, надо немедленно переходить на либерализацию цен — первый шаг, который мы должны сделать. А второй шаг будет приватизация, третий шаг — банковская система. И так далее. Все, что для рынка, так сказать, необходимо. Но первый шаг должен быть такой. И на 16 декабря уже назначили переход. 91-го года. Украинцы позвонили, Кравчук и говорит: «Борис Николаевич, мы хотим вместе пойти на либерализацию, но мы не готовы, дайте нам две недели». Поэтому сделано 2 января 92-го года, и как только 2 января вышли на свободные цены — я был в это время на Кавказе, отдыхал. Мы так с женой идем, смотрим на лавочку, там практически ничего нет, но то что есть — такие цены! Что нам стало нехорошо вообще. Но тем не менее это единственное, что могло спасти и уравновесить систему: сколько денег на руках и сколько денег есть у государства вообще. Сколько товара.
 
Сергей Филатов о зарождении конфликта между Борисом Ельциным и Верховным Советом
А потом начался уже новый этап нашей жизни. Потому что… Я присутствовал, когда Хасбулатов... Были такие встречи, которые мы организовывали с президентом. Хасбулатов — я уже стал его заместителем первым, он это сделал в конце 91-го года, кажется, 1 ноября. Его очень хорошо стал слушать съезд народных депутатов, и он предложил мне стать его заместителем — с функциями теми же самыми: я должен был управлять аппаратом, законодательным процессом, замещать его, когда он уходит. У нас хорошая команда подобралась: ШумейкоВладимир Шумейко, Юрий Яров, Юрий Воронин — заместители председателя Верховного Совета РСФСР/РФ (1991) Володя был из Краснодара, он был до этого директором крупнейшего приборостроительного завода в Краснодаре; был Яров ЮраВладимир Шумейко, Юрий Яров, Юрий Воронин — заместители председателя Верховного Совета РСФСР/РФ (1991) из Санкт-Петербурга, он был председателем исполкома Ленинградской области. В общем ребята с большим опытом, богатым. Ну и взял для равновесия, чтобы коммунисты не возражали и голосовали за все пакетом, взял ВоронинаВладимир Шумейко, Юрий Яров, Юрий Воронин — заместители председателя Верховного Совета РСФСР/РФ (1991), который много, конечно, потом бед нам принес. Человек, который хорошо владеет интригами… Вот и мы встречали с Борисом Николаевичем, и как бы было единодушное такое мнение, я помню, идти на реформы, идти на либерализацию. И вдруг 13 января я читаю в газете: Хасбулатов поехал в Рязанскую область, встречался там и обрушил весь свой гнев против того, что началось делаться в экономике. Ну в общем-то это было объявление войны, причем открытой войны против реформ, которые принес Гайдар. Он издевался над ними на сессиях Верховного Совета как мог. Но что было удивительно, что все-таки законы, которые нужны были правительству, мы принимали. И он не противодействовал. Но вот в публичной, так сказать, политике и просто в публичных своих действиях и выступлениях, он, конечно, был категорический противник этих реформ. И наступила такая напряженная очень ситуация между правительством, Верховным Советом, съездом народных депутатов, которая… неизвестно, чем можно было управлять. Я так понимаю, Борис Николаевич с ним неоднократно говорил на эту тему. И вот с этого момента у них начался полный, так сказать, разлад до полного недоверия друг к другу и, как бы сказать, дискредитация…
 
 
 Как развивался конфликт между Верховным Советом и Правительством?
Ну в общем вот в таком противостоянии мы пришли к апрелю 92-го года, где состоялся VI съезд. Значит, идея была Хасбулатова понятна на съезде. Значит, он поручил сделать доклад (а Съезд был посвящен экономическому состоянию), он поручил сделать основной доклад Шумейко Володе, поскольку он ведал как заместитель экономическими вопросами. И когда он предоставил ему слово, все шло гладко хорошо, потом вдруг в конце Шумейко провозглашает, что реформы Гайдара это то, что необходимо сегодня России, реформы идут нормально, им надо помогать, в общем, в таком духе. И поставил точку, жирную точку, которая, конечно, полностью противоречила тому, чего хотел Хасбулатов. Развернулась дискуссия.
 Конечно, дискуссия была подготовлена против реформ и в конце концов завершается итоговым документом, в котором говорится о том, что реформы надо прекратить и если их вести, их надо вести в другом направлении, что они нанесли вред, там, чуть ли не вред России. И в таком духе. Ну и когда это проголосовано решение, естественно, все в шоке. В том числе и они. Они ж не понимают, что дальше делать: дальше что надо, президента менять, правительство менять. Как, что делать-то вообще в этой ситуации? Ну и начались закулисные дискуссии, которые в конечном итоге привели к тому, что я предложил Хасбулатову провести Президиум Верховного Совета вместе с правительством и попробовать найти выход из этого тупика.
Он сказал: «Проводите». Я говорю: «Ну а вы?» — «Нет, я там не буду». Ну мы действительно собрались с правительством. Долго был у нас разговор. В конце концов мы начали понимать друг друга и, самое главное, начали понимать, что реформы-то надо продолжать. Невозможно, это же просто тупик, и, более того, это развязывает какую-то внутреннюю войну вообще и вражду. В общем, принимаем мы решение принять типа декларации, что ли… о том, что реформы нужно продолжать. Ну, доложили Хасбулатову. Он неохотно согласился с этим. И на очередном заседании Съезда мы принимаем этот документ. Это был выдающийся Съезд, у которого было два документа: один — положить конец на этих страшных реформах, а другой — что реформы нужно продолжать.
 
Сергей Филатов о своем уходе из Верховного Совета
Так вот он и прошел этот Съезд, но война-то не кончилась. Война не кончилась. Просто, я так понимаю, был некий перепуг, но подножки и все прочее в общем-то продолжались. И мы, видя, что дело пахнет керосином, что может в конце концов привести к очень плачевным результатам, мы договорились, Шумейко, Яров и я договорились пойти к Борису Николаевичу вообще посоветоваться, что дальше делать-то. Мы пошли к Ельцину... Пошли к Ельцину, поговорили с ним. Сказали: «Борис Николаевич, мы чувствуем, мы не во все посвящены, похоже, но очень чувствуем, что война будет углубляться, надо что-то с этим делать. Давайте вместе думать. Наших сил поднять, скажем, голосование в Верховный Совет и съезд недостаточно, потому что очень много депутатов ушло уже. Очень многие депутаты перекинулись на ту сторону. Усилилось очень крыло номенклатуры и коммунистическое, поэтому нужны какие-то иные шаги. Либо вам как-то с Хасбулатовым говорить, либо, так сказать, нам какие-то меры внутренние, так сказать, предпринимать готовиться, но надо предотвратить беду вообще». Он согласился с нами, поблагодарил, что мы пришли. Но эта информация просочилась... дошла до Хасбулатова. У Хасбулатова вообще была такая методика, что он обложил себя хорошей информацией. Скажем, когда назначали министра, насколько я знаю, он министра перед тем как назначить предлагал ему свою кандидатуру замминистра. Этот замминистра был его человек, который его информировал по всем вопросам. Таким образом, он полностью был информирован обо всем. В том числе и как-то узнал о том, что мы были у Ельцина.
Вот тут уже началась расправа с нами. Значит, первый в июне месяце откомандировывается в правительство как заместитель Шумейко. Значит, он становится заместителем председателя правительства по сначала экономическим, там, вопросам, а потом по другим вопросам был. Подходит очередной съезд, VII уже съезд народных депутатовVII съезд народных депутатов РФ проходил в Москве с 1 по 14 декабря 1992 г., и я предупреждаю и Бориса Николаевича, что съезд вообще готовится как расправа над гайдаровским правительством. И так оно в общем и было. Действительно, Гайдару пришлось уйти на этом съезде. Но а у меня складывается так, что какое-то утро я прихожу в свой кабинет в Кремле, там у нас есть где… и у меня пустой стол абсолютно. Я звоню Хасбулатову. Он говорит: «Да, с сегодняшнего дня эти дела будет вести... этот самый... новый секретарь Президиума Верховного Совета, из коммунистов был назначен». Я говорю: «А у меня?» А он говорит: «Вот пока ничего».
Ну, я понимаю сейчас напряжение его. Посидим он и я на съезде. Значит, на съезде начинается атака на меня. Там вспоминают какие-то документы, которые я где-то когда-то подписал. Потом документ, который не подписал. В общем нужно как-то оправдываться. Я прочитал эти документы, в общем они немножко смешные, и поэтому я не стал сам отвечать, а просто попросил юристов сделать справку. Сделали справку, и как бы должны отстать. Нет, от микрофона все равно атакуют. Ну, видимо, ждут решающего слова со стороны Хасбулатова. Он должен что-то сказать, и после этого могут поставить на голосование. Но он этого не делает, и я не делаю. У меня лежит в кармане выступление мое на всякий случай, и я шагов не предпринимаю, потому что меня каждый перерыв ребята предупреждают: «Ни в коем случае не лезь, сиди».
 Потом я зашел к нему в кабинет. Он сидит так — ноги на столе у него, трубка, отдыхает и говорит: «Сергей, может ты уйдешь?» Я говорю: «Откуда, куда?» Он говорит: «Ну с первого заместителя. Я тебе хорошее место дам, устрою хорошо, ты ни в чем нуждаться не будешь». Я говорю: «Руслан Имранович, меня избирал Съезд, пусть Съезд и снимает». Я говорю: «Я так не уйду, с какой стати вообще?». — «Ну ты понимаешь, мы как бы не сработаемся». — «Я понимаю, что у нас трудное положение, но если мы не решим этот вопрос на Съезде, я так не уйду». А он боится на Съезде поднимать вопрос. В общем, кончился разговор вот этим.
 
Сергей Филатов о предложении возглавить Администрацию президента РФ
И вдруг 24, по-моему, декабря, немного спустя после съезда, раздается звонок: «Сергей Александрович, вас приглашает Борис Николаевич в Барвиху приехать». Ну, он там отдыхал как раз после Съезда этого чертового, и, видимо, неважное было состояние. Я поехал, подождал какое-то время, дверь открылась, он входит, поздоровались. И он сразу начинает: «Я вас пригласил для того, чтобы сделать вам предложение. Я хочу вас пригласить руководителем Администрации президента своей». Я сказал: «Борис Николаевич, зачем же уходить из Верховного Совета? Это единственная ниточка, которая связывает вас сегодня». А он говорит: «Вам Хасбулатов все равно не даст работать. Будут сплошные издевательства, и мне не хочется, чтобы вы своим здоровьем рисковали... страдания. А мне все равно нужен руководитель Администрации, потому что надо ее приводить, в общем, в соответствие». Ну, в конце концов я, конечно, согласился, потому что отказаться от предложения президента это неправильно.
Я говорю, что, Борис Николаевич, мне только единственное нужно. Я 9-го числа делегацию должен отвезти в Лиду, в Великобританию, нашу парламентскую, все фракции. И он говорит: «И мне как раз нужно 15 дней, чтобы с Петровым переговорить и устроить его после». Ну, договорились. Я вернулся, по-моему, 18 января, и в этот день был подписан указ о назначении руководителем Администрации.
По-моему, я даже ушел, не попрощавшись с Хасбулатовым. Так, перекинулись какими-то словами. Вот.